English version

Поиск по названию документа:
По содержанию 1 (быстрый):
По содержанию 2:
РУССКИЕ ДОКИ ЗА ЭТУ ДАТУ- Групповой Процессинг - Удержите Его, Ее от Удаления и Наделение Жизнью (ЛКПЧ 56) - Л561006 | Сравнить
- Молодежь - Изгнанные Сегодня Люди (ЛКПЧ 56) - Л561006 | Сравнить
- Области Применения Саентологии (ЛКПЧ 56) - Л561006 | Сравнить
СОДЕРЖАНИЕ ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ САЕНТОЛОГИИ Cохранить документ себе Скачать
1956 ЛОНДОНСКИЙ КОНГРЕСС ПО ПРОБЛЕМАМ ЧЕЛОВЕКА1956 ЛОНДОНСКИЙ КОНГРЕСС ПО ПРОБЛЕМАМ ЧЕЛОВЕКА

МОЛОДЕЖЬ – ИЗГНАННЫЕ СЕГОДНЯ ЛЮДИ

ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ САЕНТОЛОГИИ

Лекция, прочитанная 6 октября 1956 годаЛекция, прочитанная 6 октября 1956 года

Ну как у вас, светлые головы, идут сегодня дела? Ну ладно, хорошо.

Так вот, то, о чем я хочу рассказать сегодня днем, имеет отношение к областям применения Саентологии. Вы хотели бы услышать что-нибудь об этом?

Что ж, у вас все хорошо, а вот у меня нет. Как я уже говорил, я подготовил очень хорошую программу, но вчера я забыл ее дома, и сегодня я снова забыл ее дома. Очень сложная ситуация, понимаете? Поэтому я попросил Эйлин быстренько собрать кое-какие бумаги, понимаете, собрать их вместе, чтобы я чувствовал себя уверенно и чтобы мне было о чем с вами поговорить. Она это сделала. И она принесла мне книгу, еще она принесла мне вот это, и я начал все это просматривать. Я начал все это просматривать, и на самом деле я ошеломлен. Неужели нам так много известно?

Что ж, на самом деле я не знаю, почему мы вообще называли Саентологию и Дианетику психотерапией. У меня нет ни малейшего представления... ни малейшего представления, сегодня... когда я оглядываюсь на все это, почему они вообще попали в какую-то категорию психотерапии. Во-первых, Саентология работает. Во-вторых, мы не имеем никакого отношения к невротикам и психотикам того рода, которые описаны в учебниках. Мы не занимаемся такими людьми. Мы работаем просто с обычными людьми... хотя я должен сказать, что отличие тут не так уж и велико.

Поэтому я подумал: «Что ж, это по крайней мере... вот этот бюллетень ОХС и все это»... и там говорится о теории и практике, там говорится о состоянии игр, о рестимуляции, о разделении вэйлансов и приводится самый лучший процесс для работы со всем этим; и я посмотрел вот сюда, и здесь есть еще один бюллетень ОХС, и там говорится... там приводится полная процедура для штатных одиторов, и я посмотрел вот сюда и... и... (вздох) Может мне поговорить с вами о детях или о чем-нибудь таком?

Но я хочу сказать, что мы действительно не занимаемся данной областью деятельности. Хотя является фактом то, что в данной области деятельности мы можем сделать больше, чем в ней когда-либо было сделано. То, что мы этим не занимаемся, не имеет никакого отношения к нашей способности действовать в данной области, просто мы этим не занимаемся.

Сказать по правде, весь этот предмет... это для меня становится уже слишком. Еще одна совершенно ужасная вещь... в последнее время происходит еще одна совершенно ужасная вещь: очередь преклиров у нас уже заканчивается. Это очень плохо. На Земле всего лишь два миллиарда людей, и вы «вгрызаетесь» в какую-то часть из этих двух миллиардов, понимаете, даже если это лишь небольшое количество, и уменьшаете свое обладание. В последнее время мы приводили людей и проводили им процессинг... мы «проводили им працессинг» в Вашингтоне, и мы «проводили им проуцессинг» здесь... мы приводили их, а когда они уходили, они беседовали с регистратором и они были довольны. Им больше не хотелось получать процессинг. Они считали, что теперь они могут пойти сделать что-то. Поэтому, как я и говорил, начало происходить неизбежное. Теперь мы собираемся «вгрызться» в остатки нашего обладания.

Возьмите такую область деятельности, как лечение... лечение вообще. Мы могли бы заниматься этой областью деятельности и очень часто мы ненамеренно действительно вторгаемся в эту область, поскольку мы проводим человеку процессинг и человек выздоравливает. Но на самом деле, мы не очень-то много делаем в отношении лечения как такового. Когда мы видим человека, страдающего эпиглитизмом, мы не говорим: «Что ж, мы могли бы что-нибудь с этим сделать», – так, будто это единственное, чем мы занимаемся. Но, между прочим, на самом деле мы так поступаем – это огромный соблазн.

Так вот, сегодня используются определенные механизмы. Мы думали, что некоторые очень неплохие механизмы использовались во время Второй мировой войны, но сегодня существуют определенные механизмы, которые лишают нас нашего особенного и исключительного типа обладания, и они, как мне говорили, весьма и весьма эффективны... весьма эффективны. Мне говорили, что сегодня можно взорвать бомбы в Австралии, а люди в Англии будут чувствовать себя от этого больными. Это становится весьма эффективным. Весьма эффективным. И поэтому мы пытались придумать, как же нам с этим быть. Как нам с этим быть... как сделать с этим что-то... как сделать так, чтобы наше обладание не сошло на нет. Ведь на самом деле на Земле существует лишь два или два с половиной миллиарда людей (такая вот небольшая цифра), и если они возьмут и уничтожат три четверти миллиарда людей или... я незнаю, какое количество жертв является оптимальным для рядового ученого-атомщика. Мне кажется, он полагает, что не напрасно проживет жизнь, если его бомба уничтожит миллион людей, мне так кажется. Мне кажется, он... тогда он почувствует, что выполнил свою миссию. Но каким бы ни было это оптимальное количество жертв, нам нужно его уменьшить. И мы думаем, что ученый-атомщик должен довольствоваться одним человеком, а не миллионом. Мы думаем, что он жадничает. И мы думаем, что он должен довольствоваться всего одним человеком... самим собой.

Взгляните на этого парня, у которого есть эта замечательная игра... у него есть эта замечательная игра – он глухой на одно ухо, у него дерматит по всему носу или что-то в этом роде, а вы просто приходите и отбираете у него эту игру. Это жестоко с нашей стороны поступать таким образом, но... Это лечение – вы отбираете у людей то, с помощью чего они защищают себя. Больного человека редко избивают, и те люди, которые хотят защитить себя, очень часто становятся больными.

Так вот, сегодня такой образ действий никуда нас не ведет... как видите, я просто застрял. На самом деле... я просмотрел все это и сказал: «Ей-богу, мы что, теперь настолько умные?» И вы, новые люди, которые только что пришли сюда, чтобы посмотреть на этом конгрессе на Хаббарда и тому подобное, вам не повезло. Я имею в виду, что я начал с этого технического материала, и там говорится то-то, там говорится се-то, там говорится что-то еще, и я сам не понимаю, что там говорится. Как же можно ожидать, что вы это поймете? Ведь я сам это написал!

Но то, чем мы действительно занимаемся, до такой степени отличается от чего бы то ни было, чем человек занимался раньше, что у людей просто нет никакой категории, к которой они могли бы отнести этот предмет, так что это становится очень трудным делом.

Что ж, я говорил о нашем обладании. Я не знаю, какова численность населения по переписи... возможно, два миллиарда человек; возможно, два с половиной. Какой бы она ни была, если вы заметили, еще существует такая вещь, как смертность. Смертность. Люди постоянно умирают из этого мира и постоянно рождаются в него. И смертность, конечно же, компенсируется рождаемостью. Так вот, здесь у нас проблема с тэтанами. Я не знаю, сколько тэтанов сегодня попадает по распределению на Землю, но мне кажется, что их тут приблизительно по одному на тело. Я знаю, что некоторые из вас живущих в данном обществе сомневаются в этом. Я знаю, что, если мы сходим в полицейский участок – в особенности если сходим туда – или в какое-то такое место, то мы будем уверены, что это не так, мы будем уверены, что есть люди, в которых тэтанов нет, но это неправда. У всех людей есть тэтаны. Некоторые люди хранят тэтанов в карманах, некоторые в кошельках, но у них у всех есть тэтаны. Поскольку их распределили между всеми людьми, и люди в конце пути должны за них отчитаться. Их проверяют, на месте ли их тэтаны: когда они выходят из поезда, им говорят: «Твой тэтан при тебе?» И человек отвечает: «Да, да».

У вас нет четкой категории, к которой можно было бы отнести Саентологию... скажем: «Бац! Что ж, это...» Понимаете? «Это жираф, или же это относится к роду ботаникус» – или что-нибудь вроде этого. «У этой штуки листочки в крапинку, следовательно это...» Понимаете? Этот предмет нельзя с легкостью отнести к той или иной категории; он существует сам по себе. И это потому, что этот предмет позволяет сделать нечто такое, чего никто никогда раньше не делал. Человек не повышалспособности других людей. Если у какого-то парня КИ был 70, то с этим ничего нельзя было поделать! С этим ничего нельзя было поделать!

Так вот, для тех из вас, кто только-что познакомился с Саентологией, «тэтан» – это совершенно бессмысленный термин. (Смех.) Совершенно бессмысленный! Однако так уж вышло, что некоторые саентологи считают, будто этот термин имеет какой-то смысл, хотя это, конечно же, всего-навсего иллюзия. Раньше у нас сплошь и рядом случались экстериоризации. Сейчас этого не происходит... сейчас практически все уже снаружи. На самом деле, если говорить о тэтанах, то весьма занятно отметить, что тот процесс, который мы используем сегодня, чтобы преклир был в сессии и чтобы мы взяли его в большей или меньшей степени под свой контроль... это процесс, известный под названием НИО... этот процесс экстериоризирует людей легче, чем какой бы то ни было другой процесс, который когда-либо у нас был. А ведь это просто что-то, с чего начинается сессия. Вот насколько несущественным сегодня является весь предмет экстериоризации.

Но мы сделали такое вот потрясающее открытие: если сделать человека лучше, он станет лучше... при условии, что мы предложим ему самому принять участие в этой деятельности.

Это весьма занятно, мы берем парня, который никогда не слышал о Саентологии... его босс сказал ему пойти проодитироваться, поэтому он послушно явился в МАСХ... и он активно проходил процесс, известный как НИО, и внезапно вышел из своей головы.

Почти невозможно сделать так, чтобы состояние человека ухудшилось, вы это знаете? Я даже думаю, что вы не смогли бы ухудшить состояние тэтана, стреляя в него. Он может заупрямиться в отношении того, чтобы стать сколько-нибудь хуже, или же он может заупрямиться в отношении того, чтобы стать сколько-нибудь лучше, но на самом деле повысить его интеллект и способности очень легко, а подавить их очень трудно.

Что ж, вы понимаете, этот индивидуум был деловым человеком. Этот индивидуум не относился к категории, так сказать, легкомысленных людей. Он был плотным, солидным. Он верил во все, что является тяжелым. Он верил в те вещи, которые можно потрогать руками. Он верил в факты, которые являются фактами. И я думаю, он занимался бухгалтерией. А одитор начал проводить ему НИО.

Вы можете взять человека с коэффициентом интеллекта 70... кто-нибудь, кто занимается Дианетикой, Саентологией, начинает работать с этим человеком, и его коэффициент интеллекта повышается до 85, 95, 105, 110. Ну ладно, насколько упорно нам пришлось бы работать над тем, чтобы снизить его КИ до 65? Не думаю, что нам удалось бы это сделать. Мы пытались.

Что ж, НИО – это интересный процесс... я просто опишу вам некоторые из этих небольших процессов, быть может в то или иное время они вам пригодятся... вы говорите кому-нибудь: «Мы выполним с вами одно упражнение, которое называется “Начните тело”. Вы будете стоять здесь, а я буду стоять здесь, и я попрошу вас начать тело, сказав: “Начните”». И вы говорите: «Хорошо. Начните тело».

Так вот, мы видели, что люди становились глупее и становились сообразительнее, но после того, как мы сделали человека очень сообразительным, мы запросто можем сделать его чуточку глупее. Понимаете, мы повысили его КИ с 90 до 115, а затем, обесценивая его и нарушая Кодекс одитора десятками различных способов, мы, возможно, сумеем снизить его КИ до 110, но не до 90. Это потрясающе.

И человек начинает идти.

Иначе говоря, существовало определенное направление, но никто не двигался в этом направлении. Это была широкая дорога, она была заброшена, и она представляла собой вот что: давайте сыграем в игру «станем более способными», просто потому что мы хотим стать более способными, а не потому, что мы должны такими стать. Эта дорога была широкой. Она простиралась до самого горизонта, и она по-прежнему простирается далеко вперед.

И вы говорите: «Отлично». Что ж, он ждет, что вы скажете ему остановиться.

Иначе говоря, человек был целиком и полностью подготовлен к тому, чтобы стать лучше. Что ж, поскольку до нас все были абсолютно убеждены, что человека невозможно изменить, невозможно изменить его КИ, невозможно изменить график, отражающий его личностные характеристики, невозможно никого изменить, я вынужден отметить, что все эти люди, должно быть, пытались сделать человека хуже. Так вот, это язвительное умозаключение. Я не должен... это на самом деле не оправдано, то, что я сделал такое дерзкое и злобное заявление. Я хочу сказать, что я не должен вот так вот брать и выходить перед всеми вами, перед Богом и перед всеми на свете, и прямо в лоб заявлять, что намерение психологов заключается в том, чтобы превратить людей в мышей. Я не должен говорить это, даже несмотря на то, что это правда.

Обычно он упирается в какую-нибудь стену, или в стулья, или во что-то подобное.

Но если бы у кого-нибудь действительно было бы намерение сделать своих собратьев лучше, я думаю, что он преуспел бы в этом. То есть, я действительно думаю, что он преуспел бы в этом.

Вы никогда не говорите ему остановиться, поскольку вы проходите с ним «Начать». В конце концов у него это пройдет, и он поймет, что вы добились выполнения команды, что бы он ни делал дальше. Вы возвращаете его обратно и говорите: «Хорошо, начните тело».

А эти ребята хотели подавить людей еще больше, чтобы сделать их лучше. Это неправильное уравнение. Чтобы сделать людей лучше, вы должны освободить их. Необходимо было обладать способностью предоставить им свободу, а для этого потребовались люди, которые обладали желанием и готовностью наделять жизнью, предоставлять бытийность, и, может быть, до нас на Земле не было таких людей. Так что, может быть, мы представляем собой нечто совершенно новое... я не знаю!

И он передвигается, на этот раз он стал умнее, он не натыкается на такое большое количество вещей.

Судя по всему, по мере того, как мы активно занимались своей деятельностью в течение последних шести лет... и здесь, в Англии, особенно в течение последних трех лет... нам довольно сильно повезло, в том что касается научного мира, в том, что касается всего мира в целом. На самом деле публика, люди вообще очень и очень рады тому, что мы существуем.

И вы говорите: «Отлично, отлично, хорошо. Отлично». Вы снова берете его, разворачиваете. И вы говорите: «Хорошо, еще разок. Мы немного попрактикуемся в этом, и, когда я скажу начать тело, вы начните тело» – так он и делает, понимаете? Что ж, это то, что касается «Начать».

Однако сейчас происходит нечто новое; мы занимаемся кое-чем другим. Должно быть, наше намерение отличается от тех намерений, которые были у людей раньше.

Так вот, следующее: «Изменить». Вы отмечаете на полу четыре места: А, В, С и

Так вот, можно принять во внимание то, что мы, возможно, оказались сообразительнее других, можно принять во внимание то, что научная технология, вероятно, развилась до соответствующего уровня и благодаря этому нам были предоставлены инструменты, позволившие нам разобраться в тех или иных вещах, в которых человек не мог разобраться раньше. Но по сути вы смотрите на основы Саентологии и вы обнаруживаете основу основ самой жизни. Саентология – это жизнь. Это все, чем она является... учение о жизни. Это на самом деле не является учением о знании; это неправильное название... это учение о жизни, о жизненности.

D. Вы ставите преклира на одно из них, на А. И вы говорите: «Теперь мы выполним с вами небольшое упражнение под названием “Измените тело”. И когда я попрошу вас изменить тело, я хочу, чтобы вы изменили местонахождение тела из точки А в точку В. Вы можете это сделать?»

Что ж, и как только мы понимаем, что мы занимаемся изучением жизни и постигаем жизнь, происходит кое-что еще. Мы снова пытаемся отнести себя к той или иной категории. Мы занимаемся изучением жизни. Таким образом, мы пытаемся отнести себя к той или иной категории с учетом того, чем занимается сама жизнь, но мы не можем этого сделать. Вы понимаете, насколько это странно?

И он говорит: «О, конечно, нет ничего проще».

Вот они мы, мы занимаемся изучением этого... что ж, давайте представим себе пирамиду. И мы занимаемся изучением всего, что содержится в этой пирамиде, начиная вот с этого уровня, и теперь, чтобы установить, чем мы являемся, мы должны спуститься по одной стороне этой пирамиды и сказать: «Мы являемся вот этим камнем». Вы уловили идею?

И вы ставите его в точку А, и вы говорите: «Хорошо, теперь измените тело».

Мы занимаемся изучением всего предмета жизни; единственное действование, с которым мы в какой-то мере знакомы в этой вселенной, это действование жизни, понимаете? Жизнь делает то да се в этой вселенной, и ее действование подразделяется на различные категории. И вот теперь мы изучаем действование жизни, ее бытийность и обладание. Мы изучаем весь этот предмет.

И он тут же изменяет местонахождение тела в точку В... либо он не делает этого

И теперь это становится невозможным для нас – с легкостью отнести самих себя к той или иной категории, поскольку единственный существующий уровень понимания, конечно же, находится прямо вот здесь, в этой небольшой области одного из действований жизни, а мы имеем дело со всеми действованиями жизни. Итак, как же нам дать определение самим себе, как же нам объяснить, что мы собой представляем?

– в зависимости от обстоятельств, все зависит от преклира.

Что ж, есть множество способов сделать это. В истории существовал лишь один предмет, кроме нашего, который действительно делал людей лучше. Такой предмет существовал. Такой предмет существовал. Если его использовали не слишком уж неправильно, он действительно позволял делать людей лучше. Вы все испытали на себе воздействие этого предмета, и вы считаете, что этот предмет до такой степени является неотъемлемой частью существования, что вы едва ли вообще стали бы рассматривать это как некий предмет; и этим предметом является образование.

И вы проходите это в течение какого-то времени. Это просто «Изменить».

Благодаря процессу изучения, человек становится более сообразительным, по крайней мере, в том, что касается какого-то конкретного предмета. Возможно, его КИ не повышается, понимаете, но он становится более сообразительным в том, что касается того или иного предмета. КИ человека, как правило, изменяется по мере того, как человек изучает что-то и развивается, но, главным образом, КИ человека изменяется в зависимости от того, сколько ему лет. И образование способствовало всему этому, следовательно, существовал один предмет, при помощи которого, в любой конкретной области деятельности... человек становился более сообразительным в инженерном деле, если он занимался изучением инженерного дела; человек обнаруживал, что ему было трудно стать более сообразительным в инженерном деле, если только он не занимался изучением инженерного дела. Вы это понимаете? Таким образом, существует предмет, аналогичный нашему. Существует предмет, аналогичный нашему.

Теперь мы дошли до «Остановить». Это последняя буква названия – «О». И мы говорим: «Теперь мы выполним небольшое упражнение, известное как “Остановите тело”». Преклир стоит у нас вот тут, и мы говорим: «Пусть это тело передвигается в этом направлении; когда я скажу остановить, вы остановите тело. Хорошо?»

И занимаясь изучением этого... это своего рода гармоника Саентологии. Саентология определяет... может освободить жизнь, привести ее в порядок, понимаете, она может заблокировать или освободить жизнь, она может наделить ее другими целями или же устранить ее цели. А образование является своего рода более низкой гармоникой всего этого. Человека приглашают изучать, о, лепку из глины, чтобы он мог лепить что-то из глины. И у людей существовали определенные средства, позволяющие донести до человека информацию о том, как лепить что-то из глины.

И он отвечает: «Ладно».

Следовательно, если мы рассмотрим образование, мы обнаружим, что один из наиболее быстрых способов донести до сознания человека... если человек спрашивает:

Мы похлопываем его по спине, и он начинает передвигать тело, мы выжидаем какое-то время, а потом говорим: «Остановите!»

«Что такое Саентология? Что же все это такое?»... то одним из наиболее быстрых ответов на это, причем таким ответом, который позволит вам добиться наибольшего согласия со стороны этого человека и по поводу которого вы сможете больше всего сказать друг другу (то есть, это будет наибольшим согласием)... таким ответом будет вот что: «Это новый метод обучения людей». Разве это не является поверхностным взглядом? И тем не менее, мы можем это сказать, понимаете, то есть, просто чтобы избавиться от необходимости продолжать разговор или чтобы продолжить его, – в непринужденном тоне, – мы можем просто сказать: «Ну, это новый метод обучения людей».

И он останавливает тело, либо не останавливает – в зависимости от обстоятельств.

Что ж, насколько же важным это является, если мы можем настолько легко и непринужденно говорить о сфере образования? И поверьте мне, вы, саентологи, можете настолько вот легко и непринужденно говорить о сфере образования. Вы просто начинаете говорить об АРО... примените АРО к сфере образования.

И мы спрашиваем: «Остановили ли вы тело?» – понимаете?

О, вы могли бы говорить с человеком часами. Вы можете разговаривать с учительницей, которая занималась изучением этого всю свою жизнь, возможно... вы можете разговаривать об этом, и вы увидите, что она сразу же с вами согласится. Почему? Вы обнаружили ключевые моменты в самом предмете образования. Это неправда, что вы занимаетесь чем-то аналогичным образованию, понимаете? На самом деле вы контролируете образование, так же, как и все остальное. Хорошо.

И первые пятнадцать или двадцать раз он будет нечестен с вами: он будет отвечать, что он сам остановил тело, а затем, наконец, у него возникнет некоторое отдаленное представление о том, что он действительно должен жать на тормоза. До этого момента его тело останавливал одитор, это уж точно. Что ж, это и есть «Остановить».

Мы говорим об АРО. «Вы когда-нибудь пытались обучить чему-нибудь ребенка, который был рассержен на вас?» Это вопрос, позволяющий начать разговор. Что ж, как же вам обучить чему-нибудь ребенка, который вечно рассержен на вас? Что ж, ответом на это всегда было вот что: нужно рассердиться на этого ребенка. Вот только это тоже не работает.

Так вот, у нас есть «Начать», «Изменить» и «Остановить», и вы проводите их просто как небольшое упражнение, в ходе которого человек ходит по комнате. А почему мы проводим «Начать», «Изменить» и «Остановить»? Почему мы проводим эти три вещи? Да потому, что это анатомия контроля. Человек, который не может контролировать тело, не стоит и гроша ломаного в этом обществе, это уж точно. Люди, которые водят автомобили по дорогам и не могут их останавливать, не могут их начинать и изменять без помощи бордюров и светофоров, понимаете, – они помеха. Именно они вызывают аварии.

«Допустим, что вы знали бы какой-нибудь способ, при помощи которого вы могли бы взять сердитого на вас ребенка, – сказали бы вы этой учительнице, – и действительно с успехом чему-то его научить. Ребенок был сердит на вас в течение всего этого времени. Что ж, если вы просто попросите его прикоснуться к вашим рукам, сначала – к одной, а потом – к другой, и, может быть, прикоснуться к кончику вашего носа, то вы увидите, что он больше не сердится на вас. Так вот, все начинается с того, как вам убедить рассерженного ребенка сделать это? Что ж, на самом деле, для этого вам потребуется какое-то время его убеждать, но если вы сможете этого добиться, то этот ребенок изменит свой тон, он уже не будет сердитым». Вот насколько это глупо, понимаете?

Так вот, подверженность несчастным случаям – это несколько более сложный предмет, но я кое-что расскажу просто в качестве примера: если с человеком происходит много всяких неприятностей, то это происходит из-за неправильных расчетов. На самом деле он не компетентен в том, что касается контроля тела. И его некомпетентность ведет к травмам. Это лишь один маленький пример.

Что ж, учительница будет весьма заинтересована этим. На самом деле, когда преподаватели рассматривают весь этот предмет, у них появляется склонность оказываться в несколько раздавленном состоянии. Саентология настолько полно охватывает сферу образования, она настолько полно объясняет разные странности, причины расстройств и недостатки, существующие в сфере образования, что преподаватели оказываются совершенно не в состоянии понять, почему этот предмет не был известен раньше. Они с радостью хватаются за такую вот идею: «Что ж, должно быть, все это было известно всегда тем или иным образом, поскольку это объясняет, что такое образование, а образование берет свое начало в чем-то еще, так что, наверное, образование берет свое начало в этом предмете». Понимаете? Но это тоже не соответствует истине. Образование просто выросло, как Топси. Методом проб и ошибок люди, занимающиеся образованием, обнаружили некоторые способы, девяносто процентов которых не работает.

Так вот, а как по вашему должен контролировать свое тело артист балета? Это нечто невероятное, не так ли? Все эти вращения, все те моменты, когда в балете нужно внезапно начать движение или остановиться.

Так вот, я говорю это со всей определенностью... любой преподаватель скажет вам, что основная масса методов, используемых в образовании... если взять их просто наугад и попробовать применить, то во многих случаях окажется, что они очень далеки от совершенства.

Тем не менее вам на первый взгляд покажется, что это очень сложный предмет - контроль тела. Но на самом деле контроль подразделяется на три составляющие... всего на три составляющие: начать тело, изменить и остановить.

Если вы когда-нибудь пробовали построить небольшую группу детей в одну линию и обучить их чему-нибудь совершенно элементарному... ну, я не знаю, например, какому-нибудь элементарному па в танце или чему-нибудь в этом роде... то вы знаете, с каким количеством трудностей вы можете столкнуться и сколько хаотичности может возникнуть, в то время, как вы будете просто пытаться удержать их в одной линии, пытаться поддержать их интерес к этому па.

Так вот, нам все равно, как вы его измените: поведете ли вы его по кругу или сделаете сальто назад... это изменение местонахождения, не так ли? Так сказать, направляемое изменение. Вот и все, что тут можно сказать... это просто-напросто изменение местонахождения. И вам нужно начать тело, чтобы оно начало перемещаться и вы могли его изменить. И если вы его изменили, вы должны быть в состоянии остановить его. Вот и все, что представляет собою контроль. Мне все равно, контролируете ли вы калькулятор Ай-Би-Эм или какой-то другой механизм, контролируете ли вы тело, собаку, полицейского или правительство, вы не делаете ничего, кроме того что вы начинаете, изменяете и останавливаете.

Что ж, саентолог мог бы взглянуть на то, какие усилия прилагает кто-то, пытаясь научить группу детей тому или иному па, и он мог бы сразу же кое-что осознать... он мог бы осознать, что взрослый человек не в состоянии добиться подражания, хотя бы уже из-за своих размеров. В соответствии с формулой общения фактор воспроизведения нарушается из-за того, что там присутствует какой-то взрослый человек.

Если вы хотите, чтобы кто-то был у вас под контролем, то единственное, что вам нужно делать, так это останавливать его в течение какого-то времени, и он в какой-то степени окажется под вашим контролем. Это знают все жены.

Так вот, дети могли бы очень неплохо воспроизвести движения взрослого человека, который показывает им, как выполнять это па, если бы не его размеры. Поэтому, взрослый человек не самым лучшим образом подходит для того, чтобы научить этому детей. Но этот взрослый человек мог бы отойти в сторонку и сделать так, чтобы тут возникло общение; для этого ему нужно было бы взять какого-нибудь одного ребенка, того, который больше всего подходит для этой цели, и сделать так, чтобы он выполнил это элементарное па, стоя спиной к шеренге остальных детей... не наоборот, понимаете, он должен стоять лицом в ту же сторону, что и остальные дети... и пусть он выполнит это па два-три раза, и вы вдруг увидите, что остальные дети тоже могут выполнить это первое элементарное па.

К примеру, муж говорит: «Дорогая, знаешь, твой счет за шляпки в прошлом месяце...»

Что ж, в этом случае мы использовали бы процесс «Общение при помощи подражания плотным объектам», понимаете, а затем применили бы градиентную шкалу. Мы проработали бы это па – саентолог сделал бы это – в соответствии с градиентной шкалой, начав с наиболее простого действия. Наиболее простое действие в каком-нибудь па (и большинство людей, за исключением саентолога, упустили бы это из вида)... наиболее простое действие в каком-нибудь па – это стоять на полу. Это очень и очень глупо... это самая что ни на есть элементарная процедура. Это и есть градиентная шкала.

И она говорит: «Минутку, дорогой, кофе кипит».

У обычного учителя танцев будет ужасно много трудностей с небольшой группой детей, и он ожидает, что они будут приходить на эти уроки танцев в течение многих и многих дней, многих и многих недель, чтобы освоить эту простую «Шотландку» или что бы там ни было, и причина всего этого заключается просто в том, что он еще никогда не добивался, чтобы кто-нибудь из этих детей стоял на полу в танцевальном классе. Тем не менее эти дети стоят на полу в танцевальном классе. Но саентолог скажет вам, что эти дети, вероятно, находятся где угодно, но только не здесь. В действительности это самый любимый девиз ребенка: «Где угодно, только не здесь». Ну хорошо.

Что ж, он просто сидит. Он садится за стол, он говорит:

Здесь у нас Саентология применяется для того, чтобы кого-то чему-то научить. Это неправда, что одитор обучает своего преклира что-то делать. Мы находимся за пределами сферы образования, когда занимаемся всем этим... мы находимся в сфере чистого общения, чистого аффинити и чистой реальности. На самом деле, мы не пытаемся делать то, что пытались делать эти ребята в психотерапии прошлых лет: мы не пытаемся превратить преклира в одитора. Вы отдаете себе отчет в том, что наиболее современная психотерапия, которая была изобретена в 1894 году и всегда с тех пор использовалась, ставит своей основной целью превратить пациента в человека, практикующего эту психотерапию. Понимаете, мы не пытаемся сделать ничего такого. Так что мы не пытаемся научить преклира что-то делать. Мы не пытаемся научить его «жить со своим кейсом»... один из стандартных методов исцеления в психотерапии.

  • Так вот, дорогая, по поводу счета за шляпки в прошлом месяце...

У человека артрит, а кто-то говорит ему: «Что ж, тебе придется просто научиться жить с этим, вот и все. На самом деле, метод исцеления язвы, главным образом, как я слышал»... я слышал, как это говорилось совершенно серьезно... «метод исцеления язвы, главным образом, заключается в том, чтобы научиться жить с язвой». Черта с два я стал бы когда-нибудь учиться жить с язвой. Я просто никогда не стал бы учиться этому. Боюсь, что я научился бы чему-нибудь другому, а именно: в какое чистилище обычно сдают язвы, когда их считают бывшими в употреблении? Иначе говоря, давайте избавимся от этого.

  • Минуточку, Джон, я хочу поговорить со служанкой о... об уборке гостиной.
  • Что ж, как бы то ни было, в сфере образования эти факторы – аффинити, реальность и общение – имеют настолько важное значение и позволяют объяснить так много явлений, что, как я уже сказал, вы могли бы (если вы одитор) с огромной легкостью обучить группу детей тому, как танцевать «Шотландку». В этом не было бы ничего сложного – танцевать «Шотландку».

    Спустя какое-то время он даже перестает упоминать об этом счете, что и является оптимальным состоянием.

    Первым делом вы добиваетесь, чтобы они могли стоять на полу. Затем вы берете маленького Джонни и говорите: «Джонни, сейчас мы будем играть. Стой на этом полу». Джонни начинает рассыпаться в пух и прах. Вы говорите: «Ну давай же, Джонни. Могу поспорить, что Мэри смогла бы это сделать. Мэри, иди сюда, стой на этом полу. Так вот, Джонни, ты можешь стоять на этом полу?» Понимаете, мы предоставили ему терминал для подражания. Итак, он пробует сделать это. На этот раз он не рассыпается в пух и прах. Троекратное ура! Вы понимаете? И постепенно мы добиваемся, чтобы дети, один за другим, начали там присутствовать, мы добиваемся, чтобы они начали находиться среди всего этого, мы добиваемся, чтобы они привыкли к тому, что их окружает, неважно, насколько неумело мы используем 8-К; а затем мы берем одного из этих детей, ставим его так, чтобы он стоял лицом в ту же сторону, что и другие дети в группе, и добиваемся, чтобы он продемонстрировал им то, что, с нашей точки зрения, является следующим наиболее элементарным шагом во всем этом; и мы добиваемся, чтобы все дети выполнили это. И при этом мы не забывали бы, что дети неспособны долго удерживать свое внимание на чем-либо, поэтому мы не стали бы пытаться обучать их непрерывно в течение слишком долгого времени. И один за другим они все научились бы танцевать «Шотландку».

    Так вот, на первый взгляд кажется, что она просто остановила его, чтобы он не заводил речь о счете за шляпки. Но если бы все дело заключалось в этом, то люди вообще бы не женились. Дело в том, что остановив его, она начала в конце концов контролировать его в том, что касается шляпок. Просто благодаря тому, что она применяла «Остановить», она теперь может пойти и купить себе еще двенадцать шляпок.

    Сколько времени вам потребовалось бы для того, чтобы обучить группу детей... вам, саентологу... чтобы обучить группу детей танцевать «Шотландку»? Я не знаю, возможно, полдня. Это весьма примечательно. Прежде всего, вы не стали бы делать ничего такого, что шло бы вразрез с их желанием и готовностью танцевать «Шотландку». Вы, обладая некоторой ловкостью, так или иначе продемонстрировали бы детям красоту этого танца, и в конце концов они все начали бы танцевать «Шотландку». Это уж точно.

    И на этот раз он скажет:

    Так вот, давайте сравним этот метод обучения, которым воспользовался бы саентолог, с тем, как кто-то обучает оператора радара. Я не имею в виду какие-то конкретные виды войск. Хотя, мы вполне могли бы рассмотреть все это на примере военно-морских сил Соединенных Штатов... у них дела с этим обстоят, пожалуй, хуже всего. Я не стану называть тут ничьих имен, однако то, как в ВМС США поставлено обучение управлению радаром оставляет желать много лучшего.

    • Дорогая, необходимо остановиться, это необходимо прекратить.

    Прежде всего, маленький экран радиолокационной установки обычно бывает круглым. (Возможно, это является секретной информацией, ну да ничего. Вы знаете, это остается секретной информацией даже после того, как это было показано по телевидению!) Как бы то ни было, там есть небольшой экран и там есть небольшой искатель, который все вращается, вращается и вращается. И этот экран зеленый.

  • Что, дорогой?
  • Так вот, цветом, который оказывает гипнотическое воздействие, является зеленый; зеленый цвет – это тот цвет, который оказывает гипнотическое воздействие. Итак, у нас есть зеленый экран. Это одна из первых вещей, которые мы должны сделать, понимаете, – установить там зеленый экран. Как бы то ни было, эта штука все вращается и вращается, это такая небольшая линия, которая все вращается и вращается, она перемещается, и по мере того, как она вращается, она рисует картинку того, на что «смотрит» антенна радара, установленная наверху.

  • Шляпки! Покупать шляпки!
  • Итак, чтобы сделать из человека оператора радара, эти ребята заставляют его изучать электронику. Уж и не знаю, какое это имеет отношение к деятельности оператора радара. Оператор радара должен быть в состоянии анализировать то, что показывает этот экран. Однако этот человек изучает электронику и эти ребята говорят ему: «Вот эти ручки, эти шкалы, эти триометристоры – все они сфокусированы, и вот так вы делаете их сфокусированными, а ют так вы делаете их несфокусированными, и вот так вот вы определяете расстояния, вот так вы делаете то да се, а когда вы отсоединяете вот это, то вся эта штука взрывается, вот так и работает радиолокационная установка».

  • Минуточку, дорогой. Мне нужно пойти, поговорить со служанкой.
  • И, обучив человека тому, как управлять всем этим, эти ребята цепляют ему на рукав нашивку и называют его оператором радара. А потом «Андреа Дориа» идет ко дну и при этом гибнет множество людей. Почему? Да потому, что из этого парня так и не сделали оператора радара! Возможно, из него сделали разработчика радаров, возможно, из него сделали механика, который умеет чинить радары... его научили делать все, что угодно, но его не научили смотреть на этот круглый гипнотизирующий экран, который приводит этого парня в состояние полнейшего транса примерно за три минуты.

  • Так, это все зашло слишком далеко. Слишком далеко! Ты избегаешь... – это все, что, как он думает, она делает, понимаете? – ты избегаешь говорить о шляпках. И я собираюсь поговорить с тобой о них прямо здесь и сейчас.
  • Видели бы вы операторов радара. Я в прошлом... я понял это во время войны. Я обычно... когда был сильный туман и так далее, я сам приходил туда и смотрел на этот экран, не находясь на мостике, я просто приходил туда и смотрел, как эта линия движется по экрану и так далее, чтобы удостовериться, что поблизости ничего нет. Оператор сидел перед экраном, но я не мог гарантировать, что он является оператором радара. Перед этим экраном сидело тело; он был загипнотизирован.

    Так вот, если она очень, очень умная жена, то она уже перехватила его записки к стенографистке или что-то в этом роде, и в этот момент она скажет: «Дорогой, мне это напомнило кое о чем. Есть кое-что еще, о чем я хотела бы с тобой поговорить. Я имею в виду эти записки к твоей секретарше, которые я нашла».

    В конце концов мне в голову пришла очень умная мысль в связи со всем этим – я начал ставить по два оператора на вахту и заставлял их сменять друг друга каждые двадцать минут, и пока один из них сидел перед экраном, другой в это время должен был что-нибудь чертить или делать что-то еще, и я просто следил за тем, чтобы они сменяли друг друга опять и опять... я не позволял им зафиксироваться на этом.

    Так вот, суть в том, что это не то, чем оно кажется на первый взгляд, понимаете? Тут дело не только в том, что вы заставляете кого-то остановиться. Если вы достаточно часто заставляли кого-то останавливаться, вы его стали контролировать. Остановив его несколько раз, жена может перейти к тому, чтобы изменять мужа и начинать его. Вот так все просто.

    Но эти люди просто приходят в состояние полнейшего транса, и если вы на них посмотрите, вы увидите, что их веки подрагивают, глазные яблоки бегают туда-сюда. Порой вам приходится убирать их со своего пути... вы отодвигаете такого человека в сторонку, а затем ставите его обратно, на то место, где он был. Это самая потрясающая вещь, которую вы когда-либо видели.

    Как вы думаете, что делают светофоры с водителем автомобиля, а? Они его что, просто останавливают? Нет, это не так. «Остановить» – это часть НИО... начать, изменить и остановить. И всякий раз, когда водителя останавливает сигнал светофора – против его воли, но все же останавливает, – он оказывается под контролем государства, именно в такой степени. И очень скоро государство сможет изменять его и начинать. Это очень просто.

    Все искусство оператора радара, все его мастерство заключается в том, чтобы быть в состоянии работать с радаром. Так вот, саентолог не упустил бы этого из вида. Саентолог начал бы с самого простого градиента в том, что должен делать человек на этом посту, или же с того, что этот парень в состоянии делать. Он добился бы, чтобы этот парень развил данную способность настолько, насколько он в состоянии ее развить, и продолжил бы с этого уровня.

    Я не хочу сказать, что светофоры – это единственная причина, по которой появляются полицейские государства. Я не хочу сказать, что только потому, что мы регулируем движение, все в конце концов окажется под нашим прекрасным контролем. Понимаете, такое могло бы произойти только в том случае, если бы поблизости не было непредсказуемой переменной под названием тэтан. Если бы все замечательно действовало на основе раздражительноответного механизма, то тогда каждый индивидуум неизбежно был бы под полным контролем государства. Тогда муж, которого жена останавливает каждый раз, когда он пытается поднять вопрос о счете за шляпки, неизбежно оказался бы под ее полным контролем. Если бы человек был машиной, то что-то такое неизменно и неизбежно происходило бы.

    Так вот, если человеку очень трудно сидеть неподвижно в течение двух часов подряд, если ему очень трудно сидеть так, не шевелясь, то он никогда не станет оператором радара. Таким образом, чтобы сделать из человека оператора радара, вам пришлось бы обучить его сидеть неподвижно, сидеть, не двигаясь и практически не дыша, в течение пары часов без перерыва, не испытывая при этом скуки.

    Но так уж случилось, что человек не машина. Рано или поздно он решает, что контроля стало слишком много. Он начинает видеть все в истинном свете: он начинает осознавать, что у него больше нет права контролировать свою собственную жизнь, и он... о, он устраивает революцию или нанимает еще четырех секретарш, он что-то делает. Ведь единственный тип эффективного контроля – это тот тип контроля, который известен в Саентологии.

    Так вот, вы берете этих ребятишек бог знает, из каких районов, бог знает, после каких стрессов, или бог знает, из каких домов, и для них мысль о том, чтобы сидеть неподвижно, почти равносильна тому, чтобы пустить себе пулю в лоб. Вы просто не можете попросить их делать это. Попросить их зафиксироваться? Что ж, как бы вам понравилось просто взять какого-нибудь человека с улицы и сказать ему: «Есть такая штука, как йога. Так вот, я хочу, чтобы вы сидели тут и медитировали в течение двух часов». Что ж, некоторым из вас это отчасти знакомо. Что произойдет с этим человеком? Он никогда не упражнялся в этом, и вот вы собираетесь зафиксировать его на стуле; вы не предоставите ему ничего, о чем он мог бы думать, ничего, что он мог бы слушать, ничего такого, понимаете... вы собираетесь сделать так, чтобы вся его деятельность заключалась в сидении на стуле в течение двух часов. Сколько людей смогут это сделать? Меня не волнует их возраст или подготовка... сколько людей смогут это сделать?

    Мы говорим: «Когда я скажу остановить, вы остановите тело». Мы делаем так, понимаете? Мы говорим: «Вы остановите тело». Так вот, кого вы имеете в виду, когда говорите «вы»? Тэтана. Дух. Существо. Того парня, которым и является преклир. Он останавливает тело. Очень просто... вот и все.

    Так вот, давайте усложним задачу... сколько молодых ребят смогут это сделать? Сколько молодых людей в возрасте семнадцати, восемнадцати, девятнадцати... сколько человек из них смогут это сделать? Ни один. Так что они просто вынуждены уйти оттуда, вот и все. Кто-то говорит, что они должны сидеть перед этим экраном – они уходят оттуда. Они не смотрят на экран.

    Поэтому, если бы мы говорили: «Иди в этом направлении», мы бы славно подпевали военным ведомствам. Кстати говоря, вы когда-нибудь имели дело с военными ведомствами?

    На самом деле, что ж, я думаю, что в настоящее время в вооруженных силах установлены сотни тысяч радаров, но я сильно сомневаюсь, что в любых вооруженных силах во всем мире найдется хотя бы один оператор радара, поскольку единственный оператор радара, которого я знаю, уволился из армии. Вы уловили идею?

    Это весьма интересные организации. Там необходимо... там в самом деле требуется очень многому учиться. Нет ничего более военного, чем военная служба, – как я говорил неоднократно.

    Что ж, чья же это промашка? Конечно же, это промашка военно-морских сил – поскольку они не используют Саентологию; они увиливают от этого. Но чьей же промашкой это главным образом является? Это промашка тех людей, которые занимаются образованием. Эта промашка заключается в том, что они неспособны проанализировать ситуацию.

    Кто-то недавно спросил меня: «Что ж, а что если бы все было национализировано? Что если бы все было национализировано?» (Какой-то парень из правительства.) «Что в этом было бы плохого?»

    Чтобы кого-то чему-то обучать, вы должны выяснить, чему вы собираетесь обучать людей. А затем вы должны выяснить, кого вы собираетесь обучить этому. И если вы сделаете это, вы сможете кого-то чему-то обучить, но если вы этого не сделали, оставьте это занятие! От этого не будет никому никакой пользы!

    Я ответил:

    Мы делаем человека инженером; мы обучаем его пока... в Соединенных Штатах, я не знаю, такому человеку исполняется пятьдесят шесть или восемьдесят лет или что-то в этом роде, прежде чем мы вручаем ему диплом, и в течение всего этого времени мы собираемся делать из него инженера, вот только он будет специализироваться в выполнении геодезических работ. И в течение всего этого времени мы так и не выяснили, что у него аллергия на влажную почву. И кроме того, у него аллергия на поверхности с уклоном. Никогда... мы не сможем использовать его ни в помещении ни на местности. Почему мы обучаем его на инженера? Потому что мы не подобрали для обучения по этой специальности подходящего человека, или же не привели этого человека в соответствующее состояние, чтобы его можно было бы обучить этому. Не так ли? Если мы не сделаем этого, все закончится полным провалом. Очевидно, что этот парень не сможет заниматься геодезическими работами, если каждый вечер, когда выпадает роса, у него появляется сыпь из-за аллергии. Он очень недолго там продержится, действительно недолго. Понимаете?

    • Да ничего, за исключением одного маленького «но». Тогда не было бы ни одного «вы», которое могло бы что-то контролировать. Все бы делало государство, а это не тэтан.

    Давайте посмотрим на ситуацию реально. Давайте возьмем человека, страдающего боязнью высоты, и начнем обучать его на летчика. Давайте отправим его на два года в летную школу, а через два года, после того, как все это уже влетело нам в копеечку, мы выясняем, что высота вызывает у него самый настоящий ужас! Что ж, это совершенно очевидная ситуация. Я думаю, что кто-нибудь когда-нибудь, возможно, начнет делать вот что... но знаете ли вы, что сегодня, когда этих ребят берут в военно-воздушные силы, никто не отводит этого паренька на крышу здания, в котором их принимают на службу, и не говорит ему: «Посмотри-ка через край, Джонни». Никто никогда этого не делает.

  • Ну, это звучит очень странно, очень необычно. Машины работают.
  • Эти люди просто... их очень интересует бумажная работа. «Где тут у нас правильная фамилия на правильной строчке, чтобы мы могли присвоить правильный личный номер и чтобы мы могли отправить этого парня на правильный склад, где ему выдадут неправильную форму». Вот что их интересует. Их не интересуют никакие практические вопросы, связанные со всем этим. И тем не менее, мы берем человека в военно-воздушные силы, и рано или поздно ему придется летать. Ему придется переносить высоту, это уж точно.

  • Да, но за машиной всегда стоит кто-то, кто нажимает кнопки.
  • На самом деле однажды я видел одного парня, страдавшего клаустрофобией, которого отправили служить на подводную лодку. Надеюсь, мне больше не доведется такого увидеть. Так получилось, что я был на той подводной лодке в тот день, когда он туда прибыл. Он прошел обучение в школе для моряков-подводников... о, он замечательным образом был обучен... он просто никогда не был на подводной лодке. Он спустился через люк и боевую рубку, уложил свое снаряжение, мы отчалили и вдруг... был отдан приказ на погружение, этот паренек услышал, как задраиваются люки и вдруг он просто сошел с ума! Он попытался выскочить наружу прямо сквозь борт подводной лодки, несмотря на то, что у него на пути стоял капитан. Этого парня просто невозможно было взять под контроль – настолько сильный ужас вызывали у него закрытые пространства. Мысль о том, что он находится под водой, была для него просто невыносима.

  • О, нет, нет, есть машины, которые работают и сами нажимают свои кнопки.
  • С чего же тогда вам следует начинать? С чего же начинается образование? Что ж, образование начинается с Саентологии. Образование не начинается с образования, существовавшего в прошлом. Мы можем провести настолько точную параллель со сферой образования, мы можем действовать настолько мастерски в сфере образования, что мы выглядим очень компетентными в этой сфере деятельности, позвольте мне вас уверить. Мы выглядим хорошо. Но мы не занимаемся обучением людей... мы добиваемся, чтобы они начали общаться. Понимаете? Вот в чем заключается уловка. Мы не занимаемся обучением людей... мы добиваемся, чтобы они начали общаться в той или иной сфере деятельности.

  • Что ж, всегда был кто-то, кто нажимал кнопки, что и запустило цепную реакцию в машинах, нажимающих кнопки.
  • Так вот, я расскажу вам, как вы можете научить человека водить машину... расскажу вам, как вы можете научить человека водить машину. Вы хотите знать, как научить человека водить машину?

    Я его победил. Он сказал:

    Что ж, вам нужно получить лицензию на обучение вождению автомобиля, вам нужно раздобыть машину, затем вы сажаете человека в эту машину в час пик на какой-нибудь дороге с очень интенсивным движением, вы показываете ему, как завести двигатель, а затем выходите из машины. По-моему, это является стандартным методом обучения вождению автомобиля. Иногда этим ребятам даже хватает ума сделать все это на какой-нибудь пустынной дороге. А потом все кричат и жалуются по поводу количества автомобильных аварий!

    • Но в правительстве всегда найдется человек, у которого есть свой интерес.

    Нет, я скажу вам... теперь это уж точно. Я скажу вам, почему... как научить человека водить автомобиль. На самом деле вы просто проводите 8-К в отношении автомобиля... вы проводите 8-К в отношении автомобиля, который стоит на месте. АРО

  • Разумеется. Но это другой «вы», другой индивидуум. И если вы де-индивидуализируете мир и сделаете так, что никто никогда не сможет получить вознаграждение за свои старания, никто не будет заинтересован в том, чтобы нажимать какие-то там кнопки; все пойдут играть в гольф или во что-то еще.
  • – это контроль, вот и все, что об этом можно сказать.

    Если только, конечно, мы не могли бы осуществлять полный, уверенный контроль... как машины... если бы такое можно было проделать с человеком. Вот какой вопрос мы должны задать. А возможно ли проделать такое с человеком? Теоретически возможно. А разве когда-нибудь такое бывало?

    Когда человеку не удается контролировать различные вещи, когда он терпит неудачи, пытаясь контролировать различные вещи, его АРО уменьшается. Вы хотите знать, как уменьшается АРО? Он уменьшается из-за того, что человек терпит неудачи в том, чтобы начинать, останавливать и изменять различные вещи. Понимаете? Ему не удается что-то начинать, останавливать и изменять в жизни. Какая-нибудь девушка говорит: «Я ненавижу мужчин!» Тем самым она говорит: «Мне до такой степени не удавалось начинать, не удавалось останавливать и не удавалось изменять мужчин, что теперь я нахожусь в тоне 1,5 на шкале тонов». С точки зрения саентолога, это именно то, что она говорит. Она говорит: «Я ненавижу мужчин. Мне не удавалось начинать, останавливать и изменять мужчин».

    Нет, самым неутомимым завоевателям на Земле никогда не удавалось постоянно и полностью контролировать все свои войска. Всегда присутствовала непредсказуемая переменная. Всегда находился какой-то «вы», у которого внезапно появлялась свобода выбора или который чувствовал, что у него должна быть свобода выбора. Всегда находился кто-то, кто нарушал строй.

    Так вот, это самым непосредственным образом связано с межличностными взаимоотношениями в огромном количестве случаев. Если человек опускается по шкале из-за того, что ему не удается что-то контролировать, то все, что нам нужно сделать, чтобы поднять его по шкале, так это добиться, чтобы он начал общаться с чем-то. Не так ли? Что ж, на самом деле это действительно позволяет очень основательно поднять его на первые ступеньки шкалы; я хочу сказать, что он очень хорошо поднимается по шкале.

    У меня был один друг, он написал очень интересный рассказ, фантастический рассказ... этого парня звали Пол Эрнст. Рассказ назывался «Ему не нравился суп». Там описывалось такое замечательное, отлаженное, восхитительное, хромированное общество: машины, летающие по воздуху; уличные тоннели первого, второго яруса для автотранспорта; парящие в небе дворцы и так далее. И один человек, путешествуя во времени, попадает в ту эпоху из 1935 года, когда и был написан этот рассказ. Он попадает в это время, и его ставят в строй. Он спрашивает: «Что мы здесь делаем?»

    Вы просто проводите 8-К в отношении автомобиля. Вы проводите 8-К в отношении любых частей автомобиля. Не имеет значения, в отношении каких именно частей автомобиля вы проводите этот процесс, вы просто заставляете человека продолжать выполнять его. Это кажется глупым, но машина стоит на месте, она никуда не едет, а вы заставляете человека выполнять 8-К в отношении рулевого колеса... это имело бы смысл. Вы проводите 8-К в отношении рычага переключения передач... это имело бы какой-то смысл... но... но вы не проводите 8-К в отношении ветрового стекла. 8-К в отношении свечей зажигания, 8-К в отношении бензобака, 8-К в отношении колпаков на колесах! Вот что тут забавно: чем больше вы это делаете, тем в большей степени повышается способность этого человека водить автомобиль. Это действительно звучит дико. При этом стираются автомобильные аварии и так далее. Теперь проведите 8-К в отношении автомобиля, когда тот стоит на месте с работающим двигателем, и через некоторое время человек привыкнет к звуку работающего двигателя. Проведите еще больше 8-К. Следующее, что нам нужно сделать... мы должны показать ему, что он может останавливать автомобиль, поэтому мы подгоняем автомобиль к участку дороги с небольшим уклоном и позволяем ему катиться по этому уклону, и мы говорим человеку, чтобы он нажал на тормоза. Он останавливает автомобиль. Хорошо. Позвольте автомобилю снова начать катиться вперед. Хорошо, пусть он его остановит. Хорошо. И когда человек будет полностью уверен в том, что может его останавливать, мы показываем ему, как начинать автомобиль. Вот так вы можете научить человека водить машину.

    И все эти полностью подчиняющиеся регламенту люди, понимаете, очень похожие на роботов, говорят:

    На самом деле, если вы просто сделаете все это, то вам едва ли потребуется учить человека тому, как управлять рулем или чему-то еще. Он скажет: «О, машины, это легко». Понимаете, тут нет ничего сложного.

    • Мы... мы тут едим.

    Мы вообще не обучили этого человека делать что-нибудь. Что ж, это очень забавно. К этому времени, он разберется практически во всех моментах, связанных с автомобилями, в которых он хотел разобраться, он увидит, где что находится, он поймет, что руль – это то-то и то-то, и нам вообще не придется ничего ему показывать.

  • О. О, хорошо. Мы в столовке. Отлично, отлично. А что это такое?
  • Вы можете испытать все это, и вы обнаружите, что это весьма примечательно. Разумеется, человек, которому доводилось иметь дело с транспортными средствами, довольно много знает о транспортных средствах, но... я не знаю... если вы возьмете человека из Бирмы и... человека, который никогда не видел автомобиля, и выполните с ним все это, я не знаю, сумеет ли он после этого водить автомобиль. Возможно, сумеет, но я не могу этого гарантировать. Возможно, он... возможно, кто-то должен будет сказать ему, что рычаги и педали позволяют что-то делать. Возможно, ему никогда раньше не приходилось иметь дела с рычагами, позволяющими контролировать что-то на расстоянии, как например, педаль тормоза. Возможно, вам пришлось бы провести ему 8-К в отношении всего механизма тормоза вплоть до тормозных колодок или чего-то в этом роде. Понимаете, когда мы имеем дело с водителем в нашем современном обществе, мы в значительной мере принимаем это как нечто само собой разумеющееся. Понимаете, мы относимся к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся и предполагаем, будто он уже знает, что тормоза служат для того, чтобы останавливать автомобили, будто он уже знает о множестве всяких штучек, так что мы начинаем обучать человека на достаточно высоком уровне. Ну хорошо.

  • Ну, это непрерывная лента конвейера, которая несет на себе тарелки, и когда появляется ваша тарелка, что ж, вы ее берете. Вы садитесь вон там и едите.
  • Таким образом, общение, похоже, является одной из величайших основ образования. И когда мы добавляем это к нашей реальности и к нашему аффинити, мы получаем весь этот треугольник в образовании, и с новой дефиницией реальности и аффинити... я просто вкратце расскажу вам: реальность, начиная с уровня 2,0 и ниже является чем-то плотным. Если вы хотите знать, что представляет собой реальность человека, начиная с уровня 2,0 и ниже... это нечто плотное. Следовательно, все, что этот человек способен воспринимать в качестве общения, является плотным. Такой человек будет находиться в лучшем общении с вами, если вы дадите ему мяч, чем если вы скажете ему «Привет», понимаете... если человек находится ниже уровня 2,0.

  • Хорошо. Славная система.
  • Выше уровня 2,0 реальность является согласием, а выше уровня 22,0 на шкале тонов, реальность – это просто постулат. Вот насколько это просто. Итак, вот где появляются плотные объекты. Аффинити – это мыслезаключение о расстоянии. Понимаете, реальность по поводу терминалов и реальность по поводу расстояний между ними, представления о взаимообмене, и мы получаем довольно неплохое понимание АРО. Это необходимо сделать, когда речь идет об этом новом применении Саентологии, о ее применении в сфере образования. Ну хорошо.

    И вот непрерывная лента конвейера начала двигаться, и начали появляться тарелки с супом. Все тарелки с супом выехали, все взяли себе по тарелке, сели за столы и начали есть суп. А этот парень стоял там со своими друзьями, его друзья взяли себе по супу, и он сел с ними за стол, они посмотрели на него и спросили:

    Так вот, если вы можете обучать человека, просто заставляя его прикасаться к различным вещам, и если вы знаете Саентологию достаточно хорошо, чтобы всегда начинать с самого низкого градиента, к которому данный человек способен относиться терпимо, а затем повышать градиент, и если вы, как одитор, будете как следует работать с этим человеком, то в конце концов вы сможете обучить его чему-то. Это уж точно. Он будет обучен.

    • А где твой суп?

    Таким образом, это говорит нам о том, что треугольник АРО влияет на контроль и образование и, следовательно, влияет на обмен информацией. И между прочим, это второстепенный фактор, я хочу сказать, что этот фактор не является чем-то невероятно важным. То, о чем я вам сейчас рассказываю, не является чем-то очень уж важным... это всего лишь что-то, что целиком и полностью охватывает сферу образования в университетах, в младших и старших классах, что-то, что позволяет учить чему-то детей, позволяет сделать из людей настоящих граждан и так далее. Вот и все, о чем я вам рассказываю, это не очень уж важно. Как бы то ни было...

  • Я не люблю суп.
  • Когда мы рассматриваем эту обширную сферу деятельности, мы обнаруживаем несколько моментов, и среди тех моментов, которые мы при этом обнаруживаем, находится ответ на вопрос, почему империи терпят крах и превращаются в пыль. Это первое, что мы обнаруживаем, когда смотрим на страны в целом: почему так получается, что они взмывают вверх, будто на гребнях огромных волн, а потом падают вниз. Почему Рим, некогда бывший властителем мира, дошел до того, что, по-моему, в 560 году, все его население состояло из двух волков, бродивших по Форуму; не такое уж большое население.

    И в этот момент в конце непрерывной ленты конвейера раздался жуткий грохот. Он не взял свой суп с этой непрерывной ленты. Что ж, это застопорило лишь одну конвейерную систему, но в итоге, из-за того что всего лишь одна конвейерная система застопорилась, рухнула вся цивилизация. Вся она рухнула. Она и не могла не рухнуть, ведь ему не нравился суп. В обществе, подчиняющемся четкому регламенту, один человек с неусмиренной свободой выбора решил в какой-то момент чего-то не делать, понимаете?

    Так вот, когда мы видим подобные вещи, мы бываем очень склонны принять это как некий неизбежный цикл. Мы склонны принять это как нечто неизбежное, просто потому, что это происходит так часто. На самом деле нет никаких причин, по которым что-то, что происходит часто, должно быть чем-то неизбежным. Лишь одно то, что вы всегда умирали, когда жили (разумеется, при условии, что вы верите в реинкарнацию)... лишь одно то, что вы всегда умирали, еще не означает, что вы умрете. Лишь одно то, что это происходило, еще ничего не значит и так далее.

    Всегда найдется кто-то, кто путешествует во времени, или телепортируется, или экстериоризируется, всегда найдется какой-нибудь Хаббард, который придет и скажет людям: «Не будьте роботами».

    Однако люди используют это в качестве стабильного данного; это делает их счастливыми. Они испытывают беспокойство по поводу жизни, и они говорят:

    С этими хорошо смазанными машинами вечно что-нибудь случается, понимаете? Сегодня в армии Соединенных Штатов с этим легко справляются. Служащих направляют к психиатру. Не знаю, к кому спустя какое-то время они направят самого психиатра, но им придется направить его к кому-нибудь, если всех селф-детерминированных людей Соединенных Штатов будут направлять к психиатрам. Можете себе представить, какими ужасами это грозит. Могу себе представить, что один из этих служащих в один прекрасный день случайно задаст психиатру правильный вопрос, понимаете?

    «Послушай, так всегда происходило в прошлом, значит это произойдет вновь. Джордж всегда ко мне возвращался, следовательно, он вернется ко мне и на этот раз». И человек счастлив по поводу всего этого. А потом в один прекрасный день Джордж не возвращается!

    • Почему когда кто-то повторяет: «Это мальчик, это мальчик, это мальчик», то люди начинают болеть простудой?

    Что ж, на самом деле крах империй целиком и полностью является крахом их способности общаться. В этом и заключается вся ситуация. Империя утрачивает способность общаться. Она индивидуализируется. Она распадается на отдельные части.

    Он задаст такой вопрос мужчине-психиатру, понимаете? Психиатр ответит:

    Она говорит: «Нас от Композиума отделяет слишком большое расстояние, так что мы поставим туда губернатора и забудем об этой дыре. Возможно, он будет присылать нам налоги раз в шесть лет». А тот, конечно же, забывает делать это уже к тому времени, когда подходит второй срок выплаты налогов. Таким образом, империя начинает разваливаться на части.

    • О чем это вы? О чем вы говорите?

    Но как же может произойти нечто подобное? Что ж, это происходит постоянно. Империя на самом деле пытается выживать; она пытается оставаться в общении, и если бы все дело сводилось лишь к почтовым дорогам, к тому, чтобы поддерживать их в хорошем состоянии, обеспечивать движение на этих дорогах туда и обратно, то империя существовала бы вечно. Но есть... вот, с чем в этой империи действительно плохо обстоят дела: она неспособна оставаться в общении с «подвластными» (в кавычках) ей народами.

  • Ну, не знаю, но почему когда говоришь «это мальчик, это мальчик, это мальчик», то начинаешь болеть простудой? Почему... я не понимаю, почему это так?
  • Так вот, ее способность оставаться в общении со своими гражданами не является плохой... они, в конце концов, являются ее гражданами. Но под этими гражданами в большинстве империй, существовавших в истории, были «подвластные» (в кавычках) люди, которые не были гражданами. И империя продолжала существовать, возможно, триста или четыреста лет, эти подвластные ей люди оставались в ее «рядах», и хотя в один прекрасный день империя сказала им: «Вы являетесь гражданами», – она не воплотила этого в жизнь. Почему она не воплотила этого в жизнь? Да потому что она упустила из виду совершенно элементарный шаг: она не обучила их тому, что представляет собой империя. Возможно, она упустила из виду гораздо более элементарный шаг: она не обучила этих людей тому, что представляет собой жизнь гражданина империи. Что означало это звание «гражданин»? И эти ребята просто сказали: «Ты являешься гражданином». А парень говорит: «Что ж, а что такое “гражданин”? Я не знаю, что такое “гражданин”. О да, я знаю, что такое “гражданин”. Гражданин носит тропический шлем и разъезжает на рикше. Где же рикша? Когда-нибудь я куплю себе тропический шлем. Я гражданин».

  • Знаете, это какое-то не стандартное собеседование, – скажет психиатр.
  • Затем эта империя начинает полагаться на этих людей, которым она оказала такое доверие, но эти ребята так и не сообщили этим людям ничего о том, что значит, быть гражданином, они не сообщили им ничего о самой империи. Бог ты мой, я хочу сказать, что вы можете расплакаться, когда подумаете обо всех этих трупах, которыми были усеяны все эти равнины... и все это из-за того, что никто не знал этого элементарного принципа: империи создаются с помощью обучения, они не создаются с помощью меча. Они сохраняются благодаря обучению, они разрушаются из-за того, что сами используют силу. Это просто невероятно. Я хочу сказать, что это совершенно элементарно.

    И всей этой распрекрасной системе, при которой каждого, кто нарушает строй в армии Соединенных Штатов, направляют к психиатру, придет конец. Поскольку не останется ни одного психиатра. Этот психиатр выйдет в столовую и начнет повторять:

    Так вот, в прошлом появлялись люди, занимающиеся образованием, и они пытались взяться за эту проблему. Они говорили: «Что ж, это очень хорошо. Мы возьмемся за эту проблему, мы научим всех людей читать конституцию или Великую хартию вольностей», – или еще какой-нибудь документ, который имел отношение к тому, чтобы сохранить целостность империи. «Мы научим их делать это. Мы научим их читать это. Замечательно. И тогда дело будет сделано».

    «Это мальчик, это мальчик, это мальчик», и у него начнется пневмония. И кто-нибудь попытается разобраться, почему же это случилось, и не окажется никого достаточно сообразительного, чтобы обратиться к тому же, откуда это почерпнул этот американский новобранец... к Дианетике.

    Нет, я сожалею, но империя – это не конституция и не Великая хартия вольностей. Любое правительство, которое существует или когда-либо существовало, является мифом. Это определенное количество индивидуумов. И чем скорее мы поймем, что государства, правительства и народы состоят из индивидуумов, тем счастливее мы будем, поскольку мы совершаем колоссальную, невероятную ошибку, когда подходим к этому как-то иначе.

    Вот как происходит сбой в идеальном раздражительно-ответном механизме. Некоторые люди говорят, что это очень плохо. Это всегда должен быть идеальный раздражительно-ответный механизм. Это оптимальный механизм. Именно это у нас должно быть. Все люди во все времена должны любить суп. Понимаете? Это идеально. Только тогда мы сможем иметь идеальное общество.

    Вы говорите: «Я не могу разговаривать с правительством. Правительство не станет слушать меня». Бог ты мой, то, что вы сказали, действительно является истиной. Вы помните того дракона, которого убил Георгий Победоносец? Вы помните этого дракона? Что ж, вы можете говорить с ним? Что ж, он тоже является мифом. Вы не можете говорить с какой-то мифической сущностью, которая не может наделить и не наделяет ничего жизнью, из которой не течет кровь, которая не страдает. Люди совершенно путают правительства и тому подобные вещи с телами. Тела состоят из клеток, и поэтому люди думают, что клетки перемещаются в потоке крови туда сюда, подобно индивидуумам, и делают всякие странные вещи вроде этого; и затем они думают, что империя является таким вот главным телом, тем или иным образом, которое состоит из клеток, то есть из населения.

    Так вот, с этим связана лишь одна трудность. Если бы все люди действовали на основе раздражительно-ответного механизма, вы бы имели дело с машинами, которые просто-напросто управляли бы другими машинами. В один прекрасный день машина сломалась бы, и даже если бы у вас были специальные машины, которые должны были бы ремонтировать сломавшиеся машины, то в один прекрасный день ремонтирующая машина сломалась бы и кому-нибудь пришлось бы принимать решение. Кому-нибудь пришлось бы что-нибудь создать. Кому-нибудь пришлось бы изменить что-то, а это изначально не входило в планы. Так вот, когда наступит такой момент, понадобится индивидуум. А если индивидуума нигде не будет, все общество тут же пойдет прахом. Поэтому, вы просто... вы, будучи в правительстве, могли бы сказать: «Кто не рискует, тот не выигрывает». Вы даете людям достаточное количество машин, действующих по принципу «раздражитель-ответ», и надеетесь, что у вас получится не так уж много индивидуумов, вы как бы надеетесь, что люди каким-нибудь образом будут оставаться в строю. Можно сказать, что именно в этом и состоит надежда правительства.

    Что ж, позвольте мне вас уверить, если клетки существуют и делают то, что они должны делать, то они, определенно, обучены лучше, чем граждане империи. Это уж точно.

    Когда-то там постоянно считали, что человека, поскольку он является злым... это допущение всегда присутствует в их расчетах, но они его так и не заметили... там считали, что человека, поскольку он является злым, невозможно больше удерживать в строю. Вот тут-то у нас и возникнет трудность. У нас разразится яростная красная революция.

    Нет, на самом деле правительство нельзя сравнивать с чем-то вроде этого. Правительство – это определенное количество людей, которые согласились с тем, что существует правительство. Но неважно, насколько они с этим согласились, они все равно являются группой индивидуумов. И обучать необходимо именно самого индивидуума.

    Революционер встает во весь рост и говорит всем о клубнике... понимаете, революционер выступает на очень большом митинге и говорит: «Когда приходит революция, у всех есть клубника».

    Вы не можете издать закон, в котором говорилось бы: «Каждый житель Северной Дакоты теперь в полной мере знаком с теми принципами, в соответствии с которыми действует правительство Соединенных Штатов». Вы не можете сделать этого, вы не можете издать такой закон. Вы должны взять каждого этого человека за ухо, посадить его за стол и обучить его всему этому. Не так ли?

    Кто-нибудь из собравшихся выкрикивает: «Я не люблю клубнику». А он отвечает: «Когда придет революция, ты полюбишь клубнику».

    Вы не можете обучить кого-нибудь чему бы то ни было при помощи меча, за исключением одной вещи – «остерегайся мечей». А если вы как следует обучите людей остерегаться меча, то они пойдут и купят себе меч.

    Я бы назвал это лихим оптимизмом.

    Иначе говоря, у империи проявляется тенденция лишить своих граждан прав, прежде чем она действительно станет сплоченной и превратится в империю. На самом деле она не становится империей в тот день, когда она решает, что она ею стала; возможно, у нее есть шанс стать империей, если она сможет преодолеть ненависть и разногласия, порожденные насилием в ходе завоеваний. Не имеет значения, сколько земель входит в эту империю, не имеет значения, сколько людей ей салютует... это не имеет никакого отношения ко всему этому. У нее есть все эти земли, все эти народы и все эти границы вокруг нее... если она сделала все это, то у нее есть шанс стать империей, при условии, что она обучит свои народы. При таком вот условии. И она сможет обучить свои народы лишь в том случае, если у них есть готовность и желание быть обученными. И если у них есть желание и готовность быть обученными, и если их действительно обучают как граждан империи, только тогда у вас будет империя. А это говорит нам о том, что на Земле пока еще никогда не существовало ни одной империи.

    Так вот, если бы все были злыми, то нам нужны были бы раздражительно-ответные механизмы. Если бы свобода выбора считалась чем-то плохим, то было бы очень плохо, если бы у людей была свобода выбора. И тогда единственное, что у вас могло бы быть, – это общество машин. Вы следите за мыслью?

    Так вот, куда бы мы ни кинули взгляд в сегодняшнем мире, мы видим, что люди находятся вне общения с фактами. Мы берем какого-нибудь человека, он смотрит на ружье. Что представляет собой это ружье? Что ж, он даже не может осуществлять хорошего 8-К в отношении своего ружья. Он даже не знает толком, для чего оно нужно. Возможно, он даже может выполнять с ним приемы строевой подготовки с оружием, он может очень мастерски с ним обращаться, но он имеет дело с чем-то, что власть предержащие считают хорошим инструментом, позволяющим сделать кого-то цивилизованным.

    Но допустим, дело обстояло бы иначе. Просто допустим, что дело обстояло бы иначе. Допустим, единственное, что делало бы человека плохим, так это навязывание ему раздражительно-ответного механизма. Боже мой, насколько бы это нарушило все эти расчеты! В этом случае расчеты были бы совершенно нарушены. Допустим, человека делает плохим усилие, направленное на то, чтобы принудить его к чему-то. И если бы вы предоставили людям свободу... не частичную свободу... а полную свободу думать, свободу быть и свободу выбирать, то все они почувствовали бы, что люди хорошие.

    На самом деле Филиппинские острова в этом отношении являются огромным черным пятном в истории США, в том, что касается всего этого. Эти ребята говорили о том, чтобы «сделать филиппинцев цивилизованными при помощи “крега-йоргенсена”», – это название ружья, которое использовалось примерно в 1900 годах.

    Это произвело бы невероятное впечатление, скажем, на сержанта-инструктора по строевой подготовке. Он был... так вот, поймите разницу между НИО и действиями инструктора по строевой подготовке. Инструктор по строевой подготовке говорит:

    «Сделать их цивилизованными при помощи “крега”». Это никогда не было сделано, это никогда не будет сделано, это не может быть сделано. Вы можете убить их при

    «Стой!», а потом: «Ать-два, три, четыре, восемь, девять, двенадцать, кругом, марш» – или что они там делают, когда дают команду «стой». Это просто демонстрирует вам, что вся армия погрузилась в апатию. Вы можете измерить глубину апатии, в которую погрузилась вся армия, посчитав, сколько шагов делают солдаты после того, как инструктор сказал им: «Стой!»

    помощи «крегов», но вы не сможете сделать их цивилизованными при помощи «крегов».

    Раньше солдаты армии останавливались сразу же. Солдаты американской армии делают после команды два шага. Некоторые более современные караульные роты потеряли счет шагам. Они делают много шагов после того, как кто-то скажет им:

    Прежде всего, из того, что я знаю о тагалах... бог ты мой, эти люди очень многому могут научить фермеров из Айовы, в том, что касается вежливости. Так что цивилизация распространяется в обоих направлениях. Не существует такого понятия, как «варвар», если только мы не имеем в виду кого-то, у кого есть борода.

    «Стой!» Они делают много движений своими ногами. Что ж, слишком многие новобранцы делали эти дополнительные шаги, и на это в конце концов махнули рукой, понимаете?

    Каждый раз, когда вы начинаете обучать преклира чему-то, вы научитесь кое-чему сами, это уж точно. А если у вас вообще нет желания и готовности научиться чему-то у преклира, то вы никогда не сможете ничему его обучить, потому что его учитель находится вне общения с ним. Верно? Его учитель находится вне общения с ним, и вы ожидаете, что преклир чему-то научится? Нет.

    Но здесь есть одно различие, поймите это. Они говорят: «Когда я говорю “Стой”, останавливайтесь! А если вы не остановитесь, хмм!» Гауптвахты, беседы с глазу на глаз с капитаном... ну, вы понимаете... увольнения по причине неподобающего поведения, наказания, наказания, принуждение, принуждение, принуждение, понимаете? И когда они говорят «Стой!» армейской роте, что ж, как правило она останавливается.

    Пожалуй, единственный способ действительно создать империю, чтобы она действительно была империей... что ж, я не должен делать таких заявлений; единственный способ сделать это, который, с моей точки зрения, является практичным... так это открыть коммуникационные линии, чтобы выяснить, хочет ли кто-нибудь быть частью этой группы, и коммуникационные лини нужно открыть настолько широко, чтобы люди поднялись выше тона 0,5, 1,1, 1,5 и 2,0 в отношении этого предмета. Иначе говоря, давайте будем держать коммуникационные линии открытыми в течение некоторого времени, независимо от того, что по ним идет.

    Так вот, некоторые роты были слишком уж хорошо вымуштрованы. Кто-то однажды спросил, в чем разница между армейской ротой, дивизионом флота и отделением морской пехоты. И ему ответили, что все станет совершенно очевидно, когда он посмотрит на их занятия по строевой подготовке. Вот флотские: вы выстраиваете их на краю пирса так, что их отделяет от воды шесть метров. Вы говорите этим ребятам с флота: «Хорошо! Шагом марш!», понимаете, они маршируют прямо к воде. Они будут шагать вперед, пока до воды не останется примерно полтора метра, развернутся и посмотрят на вас, как бы говоря: «Что ты, черт побери, делаешь?» – понимаете? Такой будет реакция флотских на это действие. Ребята из армии дойдут прямо до воды, и дойдя до самого края, они начнут маршировать на месте. Ребята из морской пехоты... пойдут прямо в воду.

    Очень часто вам будет попадаться какой-нибудь человек, который находится в апатии по отношению к автомобилям, а вы пытаетесь научить его водить автомобиль... человек, который находится в апатии по отношению к автомобилям, – когда вы обучаете его вождению, – может начать колотить ногами по шинам! Он может начать... он завопит: «Рарр! Ррррр!», – начнет молотить по дверцам. Однажды один человек, которого я обучал вождению, сделал вот что: он ударил по дверце автомобиля, стукнул по подножке, топнул по ней. О, бог ты мой! Однако до того, как я начал обучать этого человека вождению, он был самым приятным, самым спокойным человеком – в том, что касается автомобилей, – которого вы только видели в своей жизни. Спокойный! Этот человек находился в полнейшей апатии по отношению к этому предмету. Может быть, даже ниже апатии. Существует определенный диапазон, ниже апатии, в который с величайшей легкостью попадает большинство тэтанов.

    Интересная разница в дисциплине. Кстати говоря, один из самых великих военных завоевателей всех времен в западном мире жил в тот период, когда завоевывать особо было нечего... все уже было прибрано к рукам, и этот парень вел завоевания самым замечательным образом. Но как я уже сказал, в то время особо и завоевывать-то было нечего, это был где-то пятьсот шестидесятый – пятьсот семидесятый год нашей эры. Я говорю о Велисарии... магистр Велисарий, полководец Юстиниана. Он завоевал все, что только можно было завоевать, и ему больше нечего было завоевывать. Воображение у него было не очень-то богатое, но, вероятно, он был гораздо более великим полководцем, чем Наполеон... у него просто не было возможностей проявить свои таланты.

    Так вот, по мере того, как мы обучаем человека вождению автомобиля, он поднимается по шкале, проходя через эти различные тона. Он становится апатичным, он становится печальным, он начинает испытывать страх, он начинает испытывать злость, проявляет антагонизм, все это начинает вызывать у него скуку, и в конце концов он поднимается до энтузиазма по поводу этого.

    И этот парень – Велисарий, всегда брал с собой... это звучит невероятно, но это в самом деле так... всегда брал с собой несколько отрядов моряков, поскольку ему могло потребоваться, чтобы что-то было выполнено. Это невероятно. Он таскал их по суше везде и всюду. Поскольку они не были вымуштрованы до такой степени, чтобы потерять всякую способность соображать. Весьма важно, понимаете? Чрезвычайно важно. Никто никогда и не помышляет о том, чтобы особо заниматься строевой подготовкой моряков: на корабле не так уж много места для этого.

    Как по-вашему будут действовать люди, когда они оказываются в новой группе? Что ж, допустим, их завоевали силой. Тц! Я не знаю, сколько трудностей кто-нибудь хотел бы для себя создать, но как-нибудь покорите при помощи силы другое человеческое существо, просто ради развлечения. Ха! Понимаете, покорите его при помощи силы. Раздавите его. Прыгните на него и удерживайте его на кровати до тех пор, пока он не перестанет извиваться, понимаете? Сделайте что-нибудь... не причиняйте ему вреда, понимаете... не причиняйте ему вреда, не бросайте его на пол – так он может разбить себе голову или с ним может случиться что-нибудь вроде этого. Найдите какую-нибудь мягкую поверхность, например мат для гимнастических упражнений, и просто удерживайте его, пока он не перестанет извиваться, понимаете? А потом начните стирать с ним все это в одитинге... вы, а не какой-нибудь другой одитор.

    Так вот, в армии говорят: «Стой!», и именно сержант останавливает строй, и солдаты знают, что их останавливает сержант, и они знают, что тот, кто останавливает их тела, – это сержант.

    Вот уж вы повеселитесь! Вы даже не причинили вреда этому человеку. И вот он начинает проходить все это... его удерживали до тех пор, пока он не перестал протестовать против этого, понимаете, он был в апатии. Он начнет испытывать печаль, он начнет испытывать некоторый страх перед вами, а затем он начнет злиться на вас. И к тому моменту, когда он поднимется до уровня 2,0, антагонизм, он, вероятно, отвесит вам тумака, независимо от того, били вы его или нет.

    Но во время НИО... при проведении которого, кстати говоря, устраняют большое количество маршировки... вы берете кого-нибудь, кто побывал в армии, проводите ему НИО в течение довольно длительного времени, и вы просто устраняете у него всю маршировку. Спустя какое-то время этот человек почувствует себя намного лучше. Он обнаружит... это весьма забавно, вам следует посмотреть как-нибудь на то, как человеку, посвятившему долгий период своей жизни тяжелой службе в армии... вам нужно посмотреть, как такому человеку проводят процесс, известный как НИО. Он доходит до конца и говорит: «Стой, два, три» – или что... что они там обычно говорят.

    Так вот, спорный вопрос заключается вот в чем: хватит ли у вас, как у одитора, желания и готовности терпеть все это до тех пор, пока человек не поднимется снова на тот уровень, где он будет вашим другом. Вот в чем заключается спорный вопрос. Хватит ли у вас терпения выносить все это, чтобы человек действительно смог вернуть себе свой нормальный уровень тона?

    И вы спрашиваете:

    Что по-вашему происходит со страной, которая начинает действовать в соответствии с «правом завоевателя»... чем бы это ни было... начинает использовать силу оружия и покоряет какой-нибудь народ, а затем пытается относиться к эти людям очень хорошо? Что по-вашему произойдет с ними? Что произойдет с тем человеком, который завоевал этот народ? И что произойдет с этим народом, который был завоеван?

    • Вы полагаете, что это необходимо? Вам нужно делать все это, чтобы остановить его?

    Если этих людей не будут продолжать сдерживать при помощи силы, пока их обучают и знакомят с их новым статусом или бытийностью, то они нанесут ответный удар с невероятной жестокостью, не так ли? Это возрождение будет сопровождаться огромными потрясениями. Что тут нужно делать, так это продолжать сдерживать их. Не отпускайте человека... продолжайте одитировать его. Не отступайте; вы сами, одитор, не должны сбегать с сессии.

  • Ну да. Именно так и нужно останавливать тело. Раз, два, три.
  • Так вот, если вы это сделаете, и если вы обучите их тому, что значит «быть гражданином» с вашей точки зрения, и если у вас есть желание и готовность выслушать, что означает «быть гражданином» с их точки зрения (это очень важно, понимаете), то в конце концов у вас появится союзник. Но если вы будете делать все это как-то иначе... если вы удерживали этого человека на мате до тех пор, он не перестал извиваться... а потом начнете поднимать его на прежний уровень, проводя его через все это, то это будет испытанием для очень сильного человека, это будет испытанием для очень сильной личности. Одитор может это сделать, поскольку он обучен этому. Но если он выкинул этот трюк, то в ходе всего этого он может оказаться побитым. Поскольку, понимаете, он сам сделал все это.

    Спустя какое-то время он сократит счет до «два», потом до «раз», а потом окажется в состоянии останавливать тело.

    Вот что в этом странно: современный процессинг позволяет справиться с такими вещами. Вы действительно можете сделать все это, если вы используете современные процессы, это уже было сделано... тот самый эксперимент, о котором я вам рассказываю... и при этом одитору не оторвали его глупую голову. Процесс сработал быстрее, чем проявилось воздействие этого принуждения. Иначе говоря, преклир настолько быстро проходил через все эти уровни, поднимаясь по шкале, что он не успел отомстить. Таким образом, для всего этого требуется огромное количество общения, не так ли?

    А зачем это изменять? Что ж, вы изменяете это по весьма тонкой причине... весьма и весьма тонкой причине. Вы говорите: «Вы остановите тело». Так вот, одитор не пытается добиться точности. Он не пытается добиться того, чтобы человек с самого начала останавливал тело молниеносно. Он пытается вселить в преклира уверенность в том, что тот может останавливать тело. И он пытается хорошенько удостовериться в том, что именно преклир останавливает тело. Так что в самом начале процесса одитор может сказать что-то вроде: «Мне все равно, сколько шагов вы сделаете после того, как я скажу остановиться. Просто удостоверьтесь как следует в том, что это вы останавливаете тело. Удостоверьтесь в том, что именно вы выполняете это действие». И очень часто обнаруживается, что человек делает еще два или три, четыре, пять шагов, а потом останавливает тело. Когда же у него начнет хорошо получаться, он сам

    Что ж, когда сегодня мы общаемся при помощи такого процесса, как «Удержите его от удаления»... понимаете, это чертовски много общения, которое обрушивается на человека совершенно внезапно, и это приводит к очень значительным результатам, в кейсе происходят очень значительные изменения. Что ж, сегодня мы можем это делать. Мы можем даже проделать этот трюк, когда вы подвергаете человека принуждению, а потом добиваетесь, чтобы он в полной мере преодолел все это.

    сможет делать это настолько быстро, что, после того как вы скажете «остановите», он будет останавливать тело чуть ли не в воздухе. И он сам будет принимать это решение.

    Однако единственный известный мне способ (и это ни в коем случае не означает, что это является вообще единственным существующим способом), единственный известный мне способ создать крепкую империю – это использовать принципы хорошего образования. Вы должны иметь готовность и желание обучать народы этой империи, а также вы должны иметь готовность и желание обучаться среди этих народов. И если это будет сделано, то у правительств появится возможность стать правительствами.

    Так вот, почему инструктор по строевой подготовке несет чушь на протяжении... ну, не знаю, во что превратилась строевая подготовка за последние десять или двенадцать лет? Но он валяет дурака с солдатами... мы не считаем солдат закаленными, если они не прослужили очень долго. Почему ему так сложно останавливать их, начинать их и изменять их, а? Почему ему так сложно это делать? Ха! На этот вопрос ответить проще простого. Он никогда не говорит: «И когда я дам команду: “Стой”, вслед за этой командой каждый рядовой солдат должен остановить свое тело». Он никогда... загляните в армейские учебники... я хочу сказать, что там вы не найдете упоминания об этом. Именно поэтому у него уходит шесть лет на то, чтобы вымотать подразделение до такой степени, чтобы оно останавливалось четко по команде.

    Понимаете, в данный момент я даже не знаю, возможно ли существование правительств или нет. Кто-то на днях спросил меня саркастически: «Как вы думаете, можно ли позволять порядочным людям иметь какие-то дела с правительствами?»

    А если говорить: «Вы сделайте это», то у хорошего одитора уйдет меньше часа на то, чтобы привести человека в хорошую форму с точки зрения военной службы. Он даже не пытается привести человека в такую форму, но он вне всякого сомнения достигнет такого результата. Вы можете взять обычного человека и с помощью НИО... не пытаясь при этом делать что-то замысловатое, не используя этот процесс в терапевтических целях... «Остановить-И-Н» – это терапевтическая версия данного процесса, это просто версия, направленная на контроль. Почему так получается, что за один час человеку удается усвоить то, на что уходит шесть лет муштры? И почему так получается, что, когда он делает это... помните, парень на военной службе выполнял эти команды тысячи, тысячи и тысячи раз, но все равно использовал эту привычку, он все равно использовал такую славную машину: когда сержант говорил ему: «Стой», он останавливался... и почему так получается, что за какой-то час одитору удается убрать у преклира весь этот заученный образец поведения, вжик!

    Однако к решению такой колоссальной задачи как налаживание межличностных отношений огромного количества людей нельзя подходить легкомысленно. И сегодня на Земле в Саентологии впервые за все время, насколько нам это вообще известно, существуют средства, при помощи которых, вероятно, можно было бы сплотить человечество в империю. Но вот что тут забавно: ни один из принципов Саентологии не побуждает ее к тому, чтобы хотеть этого. Это интересный комментарий. Но если цивилизации должны существовать, если они должны развиваться и если человек должен продвигаться вперед, если эти старые культуры должны прекратить свое существование... и это вызовет у меня некоторую печаль, если некоторые из этих старых цивилизаций прекратят свое существование. И вовсе необязательно, что я верю в технический прогресс и что я считаю, будто мы находимся в лучшем состоянии, поскольку можем быстро добраться на автомобиле до Бирмингема. Я думаю, что когда-то было гораздо более интересно ходить пешком. Представьте себе, как долго вы бы находились вдали от всех своих дел и от всего, что вас беспокоит. Все что я вижу в современном обществе, так это блокирование вашей способности скрываться из виду.

    В чем разница? Да в том, что мы говорим: «Вы остановите тело». Тем самым вы учитываете тот факт, что существо состоит из тела, разума и тэтана, и при выполнении команды требуется сотрудничество тэтана. А если общество полагает, что каждый человек настолько пустоголов и глуп, что всех в этом обществе необходимо полностью контролировать, то оно с самого начала не принимает во внимание единицу, которая обладает свободой выбора. И в конечном итоге оно искореняет любую идею о существовании свободы выбора или о духе.

    Но если мы движемся в направлении индустриализации этих старых обществ, то у нас действительно есть средства, есть технологии, при помощи которых все это можно очень легко сделать, к нашему большому удовлетворению. Ведь все это можно сделать таким образом, что у людей, которых «улучшают» (в кавычках), или которых делают «цивилизованными» (в кавычках), не появится такого сильного ощущения, что их к чему-то принуждают, и они в очень значительной степени сохранят свои индивидуальные особенности. Если вы добились от кого-то желания и готовности сделать что-то, то после этого вы не сможете заставить его утратить свою собственную исходную личность... позвольте мне обратить на это ваше внимание... я хочу сказать, что если люди становятся цивилизованными в соответствии с их собственным желанием и готовностью, то они станут настолько цивилизованными, насколько они хотят стать такими.

    Общество обучает своих людей таким образом: «Если вы достаточно раз прочтете эту главу, выучите наизусть эти слова достаточно хорошо, то вы будете знать весь предмет инженерного дела». А потом они отправляют парня со словами:

    Следовательно, сегодня мир на Земле возможен. Но в то же самое время существует совершенно невероятное оружие, которое вообще не является оружием, а это говорит о том, что на Земле вряд ли установится мир.

    «Хорошо. Теперь построй мост». Этот парень будет просто стоять. Он не построит никакого моста. Он не будет знать, как его строить.

    Мы находимся как бы на перепутье. Мы находимся как бы на перепутье... кто из нас доберется до цели первым? Мы, саентологи, или те, другие ребята?

    В чем его слабое место? Его заставляли учиться. Ему никогда не предлагали... помните, что он тэтан, он существо, которое управляет телом... ему никогда не предлагали сотрудничать.

    Мы даже не собираемся принимать во внимание тех глупцов, которые находятся посередине... они не станут ничем, если только физик-ядерщик не превратит их во что-то, а именно в трупы, или же если только мы не превратим их в кого-то, а именно в высокотонных людей.

    Если вы заручитесь сотрудничеством ребенка при его обучении, вы, вероятно, сможете пройти всю школьную программу за два-три года – безо всякого труда. И я не знаю, в Америке срок обучения все удлиняется и удлиняется, и мне кажется, они... если они будут продолжать в том же духе, то в соответствии с нынешними планами люди будут заканчивать среднюю школу где-то в тридцать пять лет, а колледж где-то в пятьдесят два года. Это методы обучения, опирающиеся на раздражительно-ответный механизм, понимаете? «Вот страница текста. Если вы сможете извергнуть все то же самое на экзаменационный лист, вы получите зачет». И они называют это обучением. Понимаете, это никакое не обучение.

    Однако то, в каком направлении человек будет двигаться, начиная с этого момента, на самом деле больше не является вопросом. У нас действительно есть средства, с помощью которых человек может улучшить себя и свое общество. У нас есть эти средства в Саентологии, мы можем применять ее к сфере образования, поскольку сегодня мы можем обучать людей, вероятно, впервые за все время.

    Индивидуум должен быть в состоянии понять напечатанное на этой странице и собрать это воедино, но если он не видит в этом никакого смысла, он не будет этого делать. Поэтому вы... это ужасно. Вы поручаете это учителям... детям нужно рассказать, зачем нужно правописание, зачем нужна арифметика, вы должны привести им веские причины, по которым нужно уметь писать. Понимаете, вы должны взывать к их сотрудничеству. Вы должны сказать: «Вот почему мы учим тебя всем этим вещам, а теперь придумай какой-нибудь толковый способ сделать все это». Не успеете вы и глазом моргнуть, вы дадите детям все необходимое образование за какие-то несколько лет. Почему? Да потому, что вы предложили им сотрудничать с вами в вашей деятельности. Вы не стати относиться к ним как к машинам, работающим на основе раздражительно-ответного механизма.

    И основной вопрос, который сегодня стоит перед человеком, заключается вот в чем: проживет ли он достаточно долго, чтобы воспользоваться теми благами, которые содержит в себе этот материал? И конечно же, все это зависит от того, что выпадет на игральных костях, от того, какой стороной ляжет монетка, и от других подобных случайностей... или же от наших собственных способностей и начинаний.

    Что ж, а сейчас я скажу вам нечто ужасное. Я говорил здесь о том, что человеческое существо возможно обучать так же жестко, как и раздражительно-ответный механизм. Я просто позволил несколько расслабиться нынешним всемирным авторитетам, авторитетам в области образования. Все они верят в то, что это возможно, поэтому я соглашался с ними, но делал я это только из любезности. Но с вами я должен очень строго придерживаться фактов: я не вижу никаких причин, по которым я должен с ними соглашаться, поскольку я не видел ни малейших свидетельств, подтверждающих, что человека можно обучить с использованием принципа «раздражитель – ответ». Я не видел ни одного свидетельства, подтверждающего, что это вообще осуществимо. Собак – да. Собаку – да, она действует всецело на реактивной основе. Вы говорите собаке: «Гавкай» – и она гавкает. Если она не гавкает, вы бьете ее до тех пор, пока она не загавкает, а потом говорите: «Хорошая собака» – и гладите ее по голове, понимаете?

    Так вот, человеческий мир сегодня содрогается, это довольно хаотичное место. Это мир экспертов, и мы сами можем стать слишком уж большими экспертами. Мы, саентологи, можем стать слишком, слишком большими экспертами и забыть о том, что существуют определенные механизмы, которые используются другими людьми и которые довольно неплохо им служат. Так вот, мы можем отобрать у них все эти механизмы, целиком и полностью, но просто помните, что все эти механизмы образуют игру и некоторым людям нравится эта игра. Так что от вас требуется некоторая способность предоставлять бытийность, чтобы позволить другому человеку играть в игру.

    Таким образом собаками можно управлять в какой-то степени. Вероятно, вы могли бы управлять так и крысами, хотя крысы умнее. Вне всякого сомнения, вы могли бы управлять подобным образом большинством высших государственных деятелей. Но человеческим существом вы так управлять не сможете, вот и все. Так вот, даже среди собак наблюдается огромная хаотичность. И в действительности это лишь видимость, что собака является машиной, действующей по принципу «раздражитель – ответ».

    Единственная игра, в которую, как я думаю, мы не посмеем позволить играть другим людям, так это игра «взорвать Землю». И если мы каким бы то ни было способом сможем повлиять на это и предотвратить это, то я думаю, что делом нашей чести будет именно так и поступить.

    Однажды я это проверил. Один знаменитый дрессировщик собак брал подряд всех собак, которых к нему приводили, и дрессировал их. Мне досталась одна из выдрессированных им собак. Этот пес посмотрел на меня, я посмотрел на него. Я заметил в нем нечто такое, чего в нем до меня никто не замечал... он не был радостным. Его эмоциональный тон оставлял желать лучшего. Поэтому я его спросил, я спросил: «Что с тобой?»

    На самом деле Саентология предлагает очень счастливое будущее. Для самой Саентологии будущее обещает быть очень и очень приятным. Саентология не заинтересована в том, чтобы создавать империи... на самом деле она предупреждает всех и каждого, она говорит: «Так вот, будьте верны своему собственному правительству», – мы говорим это египтянам, грекам и всем на свете. «Будьте верны своему собственному правительству. Так вот, не забывайте, вы являетесь гражданином Греции». А человек смотрит на меня, смотрит на вас и заявляет: «Да о чем вы говорите? Я гражданин Саентологии!» Что ж, может быть так оно и есть. Этот человек в значительной степени является гражданином нового состояния ума... такого состояния ума, находясь в котором он может понять и хочет понять.

    Он на меня посмотрел. Затем завязалась беседа, и он мне сказал: «Ну, меня задрессировали до смерти. Я совсем запутался: теперь я больше не могу управлять этим телом, тело реагирует на определенные раздражители, которые поступают к нему от людей. Так что я теперь безответственный. Я кусаю людей». Еще он сказал: «Я сам себе поражаюсь. Я просто постоянно кусаю людей. Ко мне на улице приближается человек, и я тут же впиваюсь в него зубами». И добавил: «Как бы мне хотелось хоть что-то с этим сделать. Я уже думал об этом. Но, к несчастью, мое тело было надрессировано охранять».

    Спасибо.

    И я сказал: «Вот это да. Что же я могу сделать для этого пса?» И я махнул на все это рукой. Я подумал: «Это слишком хлопотно, у меня слишком много других дел». Пес пошел к соседям и передушил всех цыплят. Тц! Это стоило денег. Он пошел на ферму, что находилась через дорогу, и передушил всех цыплят там. Я схватил пса и сказал:

    «Что с тобой?»

    Он ответил: «Я не знаю. Я безответственный. Когда я вижу цыпленка, мое тело его кусает. Меня надрессировали охранять». Поскольку к тому моменту и он, и я стали проблемами для общества, я решил, что буду уделять этому псу хотя быть пятнадцать минут в день и посмотрю, что из этого получится.

    Я взял обруч. Пес посмотрел на обруч и сказал: «Мне это кажется ужасно неблагородным».

    На что я ответил:

    • Что ж, мне плевать, благородно это или нет. Спорим, что ты не сможешь прыгнуть сквозь него.
  • Меня никогда этому не учили.
  • Что ж, вот обруч, мы поиграем с ним пятнадцать минут. И ты получишь пятнадцать минут моего внимания, помни.
  • Я? Точно!
  • На следующий день пес прыгал сквозь обруч... фсссть, фсссть, фсссть. Ничего подобного я прежде никогда не видел. Пес прыгал сквозь обруч туда, сюда, обратно. Я его не дрессировал. Я просто сказал: «Вот обруч». И в первый день пес просто воевал с обручем – кто кого. А потом я сказал: «Знаешь...» И так парочку раз.

    И пес поделился со мной:

    • Знаешь, я могу заставить это тело прыгнуть через обруч.
  • Хорошо.
  • На следующий день, что ж, мы освоили этот трюк, зачем же продолжать дальше? Поэтому я взял палку, понимаете, «принеси палку». Мы освоили это где-то за три минуты. Понимаете, он приносил палку. Он мог приносить палку, понимаете, ну и что?

    И я сказал:

    • Что ж, ты получаешь какое-то внимание.
  • Точно. Но, понимаешь, это ужасно скучно, ты бросаешь палку, а я ее приношу. Теперь я могу заставить свое тело сделать это.
  • Что ж, хорошо. Отлично. Я знаю, бери палку в зубы и прыгай через обруч.
  • О, слишком сложно.
  • Да ладно тебе, ты можешь это сделать.
  • Я сказал: «Что ж, для меня это ничего не значит. Если ты не хочешь прыгать через обруч, значит ты не хочешь прыгать через обруч». И я погладил его, мы поиграли какое-то время с мячом, вот и все.

    Пес сел и задумался над этим, он думал об этом весь оставшийся день, он думал об этом весь вечер, он сидел на том же самом месте на следующее утро. Вот так задержка общения!

    Я вернулся в обычное время и сказал:

    • Вот обруч. Вот палка. Что ты будешь с ними делать?
  • О, дьявол – фссстъ – я могу заставить свое тело сделать это.
  • Что ж, отлично.
  • Понимаете, в конце концов пес истощил мою фантазию. Он полностью истощил мою фантазию. Он дошел до того, что я мог научить его выполнять трюк, состоящий из пяти частей, и он делал его по одному сигналу. Понимаете, он по одному моему сигналу выполнял пять действий, и у меня просто больше не осталось трюков в запасе. У меня просто не было больше никаких трюков. Я хочу сказать, я больше ничего не мог придумать. Я научил его включать и выключать лампочки, научил его наполнять деревянный ящик, я научил его всему, – единственное, чему я его не научил, так это чистить мне обувь. И к этому моменту мы беседовали с ним чуть ли не о Ницше, во всяком случае о вещах подобного рода, поэтому...

    Забавно, что пес перестал душить цыплят и вести себя антисоциально. Но этого пса дрессировал очень известный дрессировщик. Единственное, что сделал я, – это раз-дрессировал его. Поэтому мы не можем со всей уверенностью утверждать, что даже собака представляет собой раздражительно-ответный механизм.

    Кошки – другое дело. Хотя рядом со мной было много кошек, которые... кстати говоря, весьма интересно наблюдать, что начинает происходить с кошками, если их поодитировать. Вот именно, животных можно одитировать, это очень легко делать. Им можно проводить старый дианетический процессинг.

    Что ж, у меня была одна кошка, я научил эту кошку сводить счеты с редакторами. Она делала это для меня, понимаете... она со мной сотрудничала. Это была дианетическая кошка. Когда я писал книгу «Дианетика: современная наука душевного здоровья», она имела обыкновение лежать на кровати рядом с моей печатной машинкой, на рукописях, понимаете? Я брал из стопки новый лист, заправлял его в машинку, он заканчивался, и, когда я хотел положить его в стопку... кошка поднимала лапу. Честно. Она делала это практически с каждым листом бумаги, на котором был напечатан текст книги «Дианетика: современная наука душевного здоровья». Понимаете, жизнерадостная, компанейская кошка, она любила слушать, как урчит печатная машинка. Это была электрическая печатная машинка, и она урчала, и мне кажется, она спутала ее с самой собой или что-то в этом роде.

    Но в любом случае, даже эта кошка не была хорошим примером раздражительноответного механизма. Эта кошка под воздействием раздражительно-ответного механизма мыла мордочку и делала другие вещи, но на самом деле поначалу она была довольно робкой. И в один прекрасный день я решил, что слишком многие редакторы приходили и отпихивали ее ногой, понимаете? Кошка лежит себе перед камином или на славном, удобном стуле, а редактор... будучи привилегированной фигурой... приходит, пихает ее, понимаете, и садится рядом с камином. И я решил... что это было узурпацией незыблемого права. Тогда я взял кошку и провел ей вот такой процесс: тут сидела кошка, я клал перед ней шнурок от ботинок, и всякий раз, когда кошка кидалась на него, я отдергивал этот шнурок. Поначалу она была очень робкой. Шнурок, понимаете... а, не работало. Очень скоро, понимаете... тч-чуу... она вытягивала лапу, чтобы схватить шнурок, понимаете? Потом я надел на руку толстую перчатку, положил руку рядом с кошкой, и всякий раз, когда она делала малейшее движение в сторону перчатки, я немного отодвигал руку. Не настолько быстро, чтобы испугать ее, но с достаточной скоростью, чтобы ее увлечь. Боже мой, я вытащил ее якорные точки где-то на 12 километров. Приходит редактор, удобно устраивается рядом с камином, кошка подходит и смотрит на его шнурки... цап! Замечательный пример тона 1,1 с моей стороны.

    Ну да ладно, кошка стала очень боевой. А став боевой, она начала охотиться, начала лазать тут и там и выкидывать всякие номера, например: ложиться на мои рукописи, когда я пишу, и поднимать лапу, чтобы я мог положить листок и так далее.

    Процессинг, который проводят животным, похоже, показывает, что не все тэтаны занимают человеческие тела. Я как-то раз видел одну лошадь, которая в прошлой жизни была дамой. Эта лошадь вне всякого сомнения была странной. Она не прислушивалась к голосу здравого смысла. И любой наездник мужского пола, который к ней подходил, что ж, тч... тут его поездке и конец... бац! Но тем не менее это была очень, очень милая, умная лошадь... если, конечно, вам хотелось, чтобы она была умная. Но если вы пытались управлять этой лошадью на основе принципа «раздражитель – ответ», эта лошадь становилась плохой.

    Я не знаю, можно ли с помощью наказания заставить человека или лошадь и так далее вести себя по принципу «раздражитель – ответ», и мне не известно ни одного настоящего доказательства того, что с помощью наказания или принуждения можно научить кого-либо что-то делать. Мне не известно ни одного доказательства того, чтобы с помощью методов обучения, основанных исключительно на раздражительно-ответном механизме, кого-либо удалось чему-то научить. Понимаете, я совершенно не уверен в том, что это возможно. Так вот, это мнение совершенно противоречит... это мнение совершенно противоречит самым дорогим и любимым убеждениям, которых сегодня придерживаются в сфере образования и в правительстве. К сожалению, оно им совершенно противоречит. Без сотрудничества со стороны индивидуума, все подобные методы обучения обречены на провал... без хотя бы некоторого сотрудничества. В конце концов, единственное, что у нас есть, – это желание человека. Если все методы обучения, основанные на раздражительноответном механизме сейчас не дают результата, то позвольте мне уверить вас, что они никогда не дадут результата. Они просто никогда не дадут результата.

    Желание индивидуума – вот что дает результат. Это дает результат. Иначе говоря, единственное, что есть в работнике, – это его желание работать. Это заставляет совершенно иначе посмотреть на очень многие вещи. Если уменьшить это желание, ничего не останется. Если вы уменьшите желание человека сотрудничать, ничего не останется.

    Так вот, помните о том, что существует желание играть в игру. Желание иметь определенный набор правил и подчиняться им. Все это часть игры. Существует готовность иметь барьеры. Если вы сходу скажете, что никакого желания иметь игру не существует, то вы выдвинете совершенно несостоятельное предположение. Индивидуум на самом деле хочет что-то делать. Поэтому он готов пойти на многое, чтобы ему было что делать. Но именно желание играть в игру, желание быть здесь, быть полезным – вот единственные настоящие сокровища, которыми располагает человек... и не важно, обучает ли он собаку, лошадь, человека или кого-то еще. Больше ничего нет. И когда этого желания нет, не остается ничего.

    Теперь давайте посмотрим на преклиров. Преклиры желают одитироваться. Но когда это желание у них пропадает, не остается ничего. Вы не сможете заставить преклира одитироваться. И вот что забавно: мы занимаемся тем, к чему преклир должен испытывать желание, прежде чем взяться за это, и все, что мы должны сделать, – это продемонстрировать, что у нас хорошие намерения и что мы хотим, чтобы у преклира было желание одитироваться, и мы прорвемся через его нежелание одитироваться. Именно так одитор и входит в кейс. Он создает у преклира желание одитироваться, а потом усиливает его. И после этого у человека возникает желание не только одитироваться, но и жить и делать всевозможные вещи.

    Поэтому, когда мы изучаем промышленность, когда мы изучаем эти две довольно странные силы под названием рабочий класс и управление... мы знаем, что рабочий класс и управление никогда не воюют между собой. Они никогда между собой не воюют. Если вы сможете показать мне на фабрике кого-нибудь, кто не управляет ничем, то я покажу вам представителя рабочего класса, понимаете? Но мне ни разу не удалось найти хоть одного человека на фабрике, который бы ничем не управлял. Мне все равно... уборщик управляет метлой. И вот тогда я покажу вам представителя рабочего класса, с которым управление должно воевать.

    Так вот, я могу представить себе, каким образом управление может воевать с капиталистом. Я могу представить себе это, поскольку в старые времена капиталисты просто делали деньги с помощью денег. У капиталиста имелась какая-то сумма денег, и он использовал эти имеющиеся у него деньги, чтобы сделать еще больше денег. Он сам никогда не вкладывал в работу ничего, кроме денег, но это довольно незначительный вклад, если учесть весь тот вклад, который делает общество: если вы просто вкладываете какие-то акции или облигации в дело, а потом сидите и стрижете купоны, зарабатывая на поте всех остальных. Таким образом, мы видим, что, поскольку капиталист не управляющий... понимаете, он ничем не управляет, он просто дает деньги, а потом стрижет купоны. Это чистейшая форма капитализма.

    Так вот, управляющий и управление действительно управляют, понимаете? Так что у нас есть две стороны: управление, и в эту категорию входят все, вплоть до уборщика, и капиталист, который вообще ничего не делает. И мы можем представить себе, что между этими двумя силами завяжется борьба. В этой ситуации очень просто возникнуть борьбе. И действительно, между ними ведется ожесточеннейшая борьба, которую никто не... никто еще не заметил. Но это великая борьба.

    Поэтому я не понимаю, почему управление не устраивает забастовки против капиталистов. Ведь капиталист практически равен нулю, точно так же как и его участие в производственной жизни. Мы говорим, что капиталист важный человек, просто из вежливости, чтобы иметь возможность занять у него еще немного денег.

    Ну да ладно, мир вертится благодаря управляющим, менеджерам этого мира, а не капиталистам. Это заявление ставит меня в один ряд... мне кажется, оно, вероятно, ставит меня в один ряд с ярыми социалистами. Хотя на самом деле я и сам капиталист. Я дал таксисту чаевые в размере шиллинга и шести пенсов... это ставит меня в один ряд с капиталистами.

    Ну да ладно, когда на заводе назревает столкновение, оно назревает не потому, что люди хотят получить от завода больше. Оно назревает не потому, что дела на заводе идут из рук вон плохо. Причина очень проста: оно назревает потому, что кто-то уменьшил желание людей работать. Вот и все. Вот и все. И если уменьшить его достаточно сильно, то производства не будет вообще. Не останется никаких больших заводов, не останется никакой индустриальной цивилизации.

    Хорошо, теперь давайте рассмотрим этот раздражительно-ответный механизм... если он может распространиться в таких больших масштабах, давайте рассмотрим раздражительно-ответный механизм и посмотрим, имеет ли он хоть какое-то отношение к молодежи и к образованию. Что ж, весь этот вопрос станет очень простым, понимаете, если вы поймете, что на самом деле никакой такой вещи, как раздражительно-ответный механизм... как точный раздражительно-ответный механизм, не существует. На все эти механизмы нельзя положиться по той или иной причине. Как только вы покидаете область, в которой действуют исключительно машины, на раздражительно-ответный механизм больше полагаться нельзя. Поэтому мы видим, что всякий раз, когда молодежь отвергают, всякий раз, когда ее желание быть частью общества уменьшают, всякий раз, когда ее импульс к обучению опять сводят к раздражительно-ответному механизму, мы видим, что мы теряем ценных граждан.

    Каким образом мы можем потерять всех ценных граждан в мире? Каким образом мы можем создать целое поколение, в котором не будет ни одного ценного гражданина? Мы можем просто настаивать на том, чтобы в основе обучения и деятельности каждого молодого человека и девушки этого общества лежал раздражительно-ответный механизм. Мы можем настаивать на том, чтобы людей никогда не учили не лезть в горячую духовку, взывая к их здравому смыслу... мы можем настаивать на том, что нужно сделать так, чтобы они сначала обожглись, и что только после этого они перестанут лезть в горячую духовку. И если мы будем действовать, исходя из этого убеждения, довольно часто и на протяжении довольно долго времени, и если мы будем руководствоваться этим во всех сферах деятельности, у нас в итоге не будет ни одного лидера. У нас в итоге не будет ни одного стоящего человека. У нас в итоге не окажется ни одного делателя. У нас в итоге будет лишь кучка рабов и некому будет нажимать на кнопки, но будут ли они хотя бы рабами?

    Именно в этом состоит заблуждение социализма и коммунизма. Они думают, что рабов можно создать, но это не так. Вот в чем заключается жуткая истина, которая стоит за этими великими социальными движениями. Мы видим, как они спотыкаются. Мы видим, как они терпят фиаско. Их идеи не осуществимы. В них заложена вера в то, что человека можно заставить отвечать на раздражитель: страх перед наказанием, страх потери будет настолько велик, что человек будет продолжать работать. А это невозможно. Рано или поздно кто-нибудь из команды скажет: «Да пропади оно все пропадом!» Кому-нибудь в голову придет какая-нибудь мысль, кто-нибудь сделает что-нибудь такое, что разрушит всю эту систему. Кто-нибудь обратится к своим собратьям-рабочим со словами: «Понимаете, я только что заметил кое-что. В этом жернове, который все мы вращали, не было зерна уже два года».

    «Хм?»

    И они спросят: «Хм?»... поскольку они не привыкли, чтобы с ними говорили...

    И он скажет: «Так и есть. Смотрите... смотрите сюда. Тут нет зерна. Мы ничего неперемалываем. Мы ничего не делаем. Мы просто ходим по кругу и крутим это колесо».

    Они посмотрят и скажут:

    • Эй, а тут что, должно быть зерно?
  • Именно. Тут должно быть зерно. Я знаю, поскольку я помню, как два года назад я его туда засыпал.
  • И все остальные скажут: «К черту все это!» И сбросят с себя это ярмо, и произойдет еще одна история наподобие «Ему не нравился суп». Шесть или восемь рабочих начнут думать. Когда человек обнаружит, что его надули, он придет в такую ярость, какой не видели и в аду. Когда он обнаружит, что его использовали как машину, тогда как он в состоянии мыслить, его ярость будет такой сильной, что перед ней не устоит ни одна стена в мире. Принуждать человека, принуждать молодежь и принуждать кого бы то ни было еще – это все равно, что сжимать невероятно тугую пружину еще сильнее, сильнее и сильнее. Пружина сжимается сильнее, а вы давите на нее еще больше, и в один прекрасный день вы вытянете руки полностью, но пружина так и не будет сжата до конца. И что же произойдет потом? Если у вас дрогнет хотя бы один палец, пружина вырвется и разожмется со страшным свистом – вжииить.

    Именно поэтому сегодняшний мир кажется нам таким напряженным. Именно поэтому он кажется таким. В нем сегодня существует несколько обществ, которые занимаются именно этим... они сжимают пружину, и теперь их руки вытянуты до конца, и кому-нибудь в голову может прийти какая-нибудь мысль.

    Так вот, вы можете воспринимать эти слова революционными, если хотите. Это звучит ужасно революционно, но это всего лишь философия. Так уж получилось, что это правда. Все общества, которые зависят от обучения, основанного на раздражительноответном механизме, все школы, которые зависят от этого, все семьи, которые зависят от обучения, основанного на раздражительно-ответном механизме, упускают из виду один фактор, который имеет хоть какую-то ценность, – желание человека принимать участие в деятельности. Желание человека вносить свой вклад и принимать участие. Когда они не принимают во внимание этот фактор и когда они специализируются на раздражительноответном механизме, они теряют человека, ведь это все, что у них есть, – человек, который желает принимать участие. И когда у них больше нет человека, желающего принимать участие, у них не остается ничего. У них остается разжимающаяся пружина.

    Спасибо.